Петрушка

Балет в одном действии

Либретто А. Бенуа и И. Стравинского

Действующие лица

Петрушка

Балерина

Арап

Фокусник

Уличные танцовщицы

Шарманщик

Ухарь-купец

Две цыганки, кучера, извозчики, кормилицы, купцы, ряженые: Баба, Черт, Коза, Гусар, Поваренок; мастеровые, гуляющие.

Гулянье на Масленицу в Петербурге. Балаганы на Царицыном лугу. Движется пестрая толпа: военные, купцы, петербургские франты, старая графиня с лакеем, воспитанники кадетского корпуса, горничные, мастеровые. Появляются шарманщики и уличные плясуньи. Они озябли, но все же начинают представление. Шум праздничной толпы прерывается барабанным боем. Два гренадера эпохи Николая I отодвигают толпу и открывают скрытый за ситцевой занавеской балаган. Появляется Фокусник-чародей, одетый в восточный костюм. Он делает пассы и наигрывает на флейте.

Внутри балагана видны три куклы на штативах: слева Арап, посередине Балерина, справа Петрушка. Куклы начинают плясать, вначале на месте, а потом и среди толпы. Балерина, пустенькая кокетка, танцует то с одним, то с другим. Петрушка, ревнуя ее к Арапу, ударяет соперника палкой.

Гаснет свет. Падает занавес. Появляются гренадеры. Звучит барабанная дробь.

Комната Петрушки, серая, неприглядная. В ней одиноко, как в тюремной камере. Раздается пронзительный вопль. Ударом ноги Фокусник вталкивает Петрушку в дверь. Он падает на пол – жалкий, несчастный. Петрушка плачет. Чародей груб и жесток с ним, а Балерина, которую он любит, увлечена Арапом. Неожиданно появляется Балерина. Петрушка счастлив! Он радостно кружится от избытка счастья. О радость, она наконец пришла! Но Балерина не намерена задерживаться в комнате Петрушки. Не понимая его радости, она испуганно пятится к двери, уходит.

Петрушка опять одинок и никому не нужен. В отчаянии он бросается к портрету безжалостного хозяина-фокусника, грозит ему. Что делать? Выхода нет. В исступлении Петрушка пробивает стенку своей комнаты. Вдалеке слышны звуки гармошки. Там жизнь и веселье!

Темнота. Снова выходят гренадеры и бьют в барабаны.

Комната Арапа с пестрыми экзотическими узорами на стенах. Ленивый Арап, лежа на оттоманке, развлекается большим кокосовым орехом. Ему нравится, что в орехе что- то шумит, и он пытается расколоть его своей кривой саблей. Это ему не удается, тогда он начинает молиться. В орехе сверхъестественная сила – божество для тупого Арапа.

Раскрывается дверь, и на пороге появляется Балерина. Она наигрывает веселую мелодию на кларнете. Арап недоволен ее появлением и не скрывает этого. Но Балерина побеждает его своим кокетством. Арап пытается ее обнять. Внезапно дверь распахивается и с пронзительным криком влетает Петрушка. Он в исступлении носится по комнате. Арап выталкивает Петрушку. Балерина восторгается храбростью и силой Арапа и падает в его объятия.

Дробь гренадерских барабанов.

Снова масленичное гулянье. Вечереет. В медленном, как бы скользящем танце проходит вереница кормилиц, их сменяет поводырь медведя, потом пьяный купчик с двумя молодыми цыганками. Купчик сорит деньгами. Пляшут, чтобы согреться, кучера и конюхи. Вбегают ряженые.

Пляс и веселье обрываются. За ситцевой занавеской балагана что-то происходит: точно кто-то хочет вырваться наружу, на волю. Наконец выбегает испуганный Петрушка, настигаемый Арапом. Арап убивает Петрушку. Зовут будочника. Появляется Фокусник и объясняет собравшимся, что это лишь кукла, не больше. Он показывает набитое опилками тело Петрушки. Все расходятся. Неожиданно в тишине раздается пронзительный крик. Освещенный луной, на крыше балагана появляется Петрушка; он грозит кулаками своим мучителям.

Золотой петушок

Опера Н.А.Римского-Корсакова в трех действиях с введением и заключением
Либретто В.И.Бельского (по сказке А.С.Пушкина)

 ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ ОПЕРЫ

При появлении очередной оперы Н. А. Римского-Корсакова современников уже не удивляла новизна трактовки жанра, и это понятно. Вспомните одну за другой его оперы — вы не найдете одинакового подхода: каждое из 15 его детищ наделено своими глубоко индивидуальными чертами. Здесь и историческая драма, и драма лирическая, и былина, и сказание, и весенняя сказка.
Даже в произведениях, написанных на сюжеты, казалось бы, одного плана («Снегурочка», «Сказка о царе Салтане», «Кащей бессмертный», «Золотой петушок»), нет уже знакомого поворота событий (схемы действия), одинаковой трактовки образов, сходной расстановки действующих сил. Тем не менее последняя опера великого композитора — «Золотой петушок» — озадачила современников и вызвала споры у критиков..
Всем хорошо была известна сказка-сатира А. С. Пушкина, которая легла в основу либретто, поэтому особенно заинтересовали изменения — чем они вызваны, только ли спецификой оперного жанра, или композитор что-то этим хотел сказать. Критика того времени не смогла четко и ясно ответить на вопрос, какая роль отведена в опере волшебным персонажам, — а именно к ним в опере в первую очередь относятся изменения. То, что у Пушкина в сказке было едва намечено, здесь развито в дополнительную сцену. Не
смогла критика также сказать, почему в «Золотом петушке» таким пассивным, что необычно для творчества Римского-Корсакова, дан образ народа.
И в наше время вопрос трактовки волшебных персонажей и образа народа единогласно не решен. На первый взгляд это может показаться маловажным: главная задача — сатира на Додона и его царство.
Но именно в связи с главной задачей оперы, по замыслу Римского-Корсакова, фантастические образы — не только музыкально яркий контраст. Они должны разоблачать ничтожество царя Додона, должны расшифровывать, кто здесь сказочное лицо, а кто (хотя это и «небылица в лицах») не сказочное.
Без волшебных персонажей мы не узнали бы, что Додон не видит своей умственной и духовной убогости (сцена обольщения), что царство его держится на беззаконии (вспомните ответ Звездочету в первом действии:
«По законам? Что за слово? Я не слыхивал такого. Моя прихоть, мой приказ — вот закон на каждый раз»).
А возгласы Петушка — «Берегись, будь начеку!» и «Царствуй, лежа на боку!». Второй из этих возгласов становится основой музыки усыпления Додона (первое действие), «представляющей из себя своего рода «колыбельную государственной обломовщины» (из дневника В. Ястребцева, ученика и близкого композитору человека). Впрочем, первый и второй — по отношению к этим возгласам определения не совсем точные. Вслушайтесь в их звучание — они неуловимо похожи, хотя и антиподы друг другу: ход в в е р х , постепенное нисходящее движение и затем заключительный ход в в е р х в одном зеркально отражены в строении другого — ход в н и з, поступенное в о с х о д я щ е е движение и заключительный ход в н и з ; настораживающий и успокаивающий — таковы их краткие характеристики. Эта тема-загадка — одна из очень тонких музыкальных иносказаний-характеристик оперы. Разве это не убийственная характеристика «самодержца» и его державы!

К каким же силам в опере отнести образ Шемаханской царицы? Одни видят в ней воплощение зла, коварства, предельной чувственности, пользуясь выражением Асафьева, — «дьявола сладострастия» с «ледяным сердцем»; другие рассматривают этот образ как идею всепобеждающей красоты; третьи считают, что в образе Царицы критикуется декадентское искусство; четвертые же усматривают в этом образе карающую функцию (в этом случае полагают несомненным взаимодействие Звездочета и Шемаханской царицы). А ведь от того, к какой позиции присоединятся постановщики оперы (режиссер и дирижер) и исполнительницы роли Шемаханской царицы, будет зависеть звучание всей оперы.
На премьере «Золотого петушка» 24 сентября 1909 года в театре Солодовникова (Москва) роль Шемаханской царицы исполняла А. И. Добровольская.
Рецензенты в один голос хвалили певицу: «облик капризной царицы вышел очень полным» (Гр. Прокофьев), певица выразила «загадочность существа Шемаханской царицы, ее внезапные порывы и даже, пожалуй, демонизм» (Ю. Энгель). В то же время в рецензии первого из этих критиков есть такая фраза: «Второй акт (акт, где впервые появляется Шемаханская царица. — И. П.) по музыке самый богатый, но все-таки именно он оставляет до известной степени нудное чувство, ибо образ Царицы слишком ярок с самого начала, так что к
концу несколько приедается». Это же действие в постановке московского Большого театра (премьера 6 ноября 1909 года) не вызвало со стороны Гр. Прокофьева никаких нареканий. В чем тут дело? Может быть, артистка Большого театра более ярко подала эту роль, чем Добровольская, — была более капризна, загадочна и демонична? Совсем не так. «Г-жа Нежданова,— читаем мы у того же Гр. Прокофьева, — отлично спела Шемаханскую царицу, но полного образа она не дала».
Итак, «полнота облика» и «нудное чувство» в одном случае, и «отлично спела», «полного образа не дала» и удовлетворение от музыкального целого действия — во втором случае. При прочих равных компонентах зависимость звучания всего действия от трактовки образа Шемаханской царицы несомненна. Это звучание удовлетворяет только тогда, когда роль Царицы не выступает на первый план, не обрывает нить развития основной идеи оперы, выраженной очень четко, конкретно Римским-Корсаковым: «Додона надеюсь осрамить
окончательно». А. В. Нежданова не выделила драматически эту роль, и второй акт стал драматургически неуязвимым.
В связи с этим интересна мысль Каратыгина, музыкально очень чуткого критика: «Все музыкальные элементы оперы рассчитаны по отношению друг к другу «в обрез», пригнаны точка в точку, без малейшего зазора. Все великолепно, пока не нарушено строгое равновесие частей. Но стоит не дотянуть чуть-чуть ту или другую ноту, чуть-чуть усилить или ослабить ту или другую звучность, достаточно разрешить себе чуть-чуть «приблизительности» в темпах, в игре, — и «все смешалось» в опере Римского-Корсакова; гармония собьется и поблекнет, рисунок утратит четкость…» Опера получит иное идейное звучание, добавим мы.
  Может быть, дело прояснят высказывания авторов — либреттиста и композитора? Во всяком случае, тут-то и становится понятным, почему возникают разногласия. Они — результат разногласий В. И. Вельского автора либретто) и Римского-Корсакова. Вельский хотел подчеркнуть в этом образе чувственность, эротизм (об этом свидетельствует весьма «откровенный» текст сцены обольщения Додона). Римский-Корсаков в Шемаханской царице, вероятно, видел совсем иное. Вслушайтесь в музыку Шемаханской царицы, в ее «Обращение к солнцу», в ее рассказ о чудесном островке, в музыку ее завлекающих танцев! Музыка очень и очень в м е р у чувственна, нега и томление в ней совсем не конкретные (сравните с текстом), это скорее мечты о любви, о любви существа такого же прекрасного, такого же чуткого к поэзии чувства, как сама Шемаханская царица. Любовные притязания Додона могут лишь рассмешить ее нелепостью, ожесточить контрастом к мечте, озлобить настойчивостью и грубостью. Для такой Шемаханской царицы сцена любовного обольщения Додона — это сначала веселая игра: она забавляется несуразностью положения, ей слегка и любопытно, как откликнется на ее чары это духовное и физическое ничтожество. Потом тупость и прямолинейность «чувства» Додона, вызванного ею, изумляют и отталкивают красавицу. Она уже без особого
желания продолжает игру в обольщение, в ней (игре) начинают преобладать элементы издевки, мести за разочарование, смех ее становится жестоким. Но Шемаханская царица так же прекрасна, так же недосягаема, как и сначала.
Что это существо иного мира, мира прекрасного, нам раскрывает музыка — очень поэтичная, большого мелодического дыхания, ясная, светлая и мягкая гармонически и тонально. Вспомните появление Шемаханской царицы: солнце, озарившее долину, рассеивает мрак и туман — Шемаханская царица появлением из шатра развеивает напряженность и страх в лагере Додона.
До ее появления господствуют неустойчивые, причудливые (уменьшенные и увеличенные) гармонии, звучащие
глухо и таинственно в низком регистре. С ее появлением устанавливается ля мажор—тональность зари, весны, благоухания. Мягко покачивающееся, будто завораживающее движение в сопровождении; большого диапазона, льющаяся без конца мелодия, изумляющая прихотливыми, хрупкими фиоритурами.
А тембр голоса Шемаханской царицы? Онтоже, как небо от земли, отличается от голосов Додона и окружающих его лиц. Это единственно высокий, кристально чистый голос в опере. (Звездочет и Петушок не идут в счет: у Звездочета тенор-атьтино, передающий неестественно звучащий голос скопца; у Петушка подражание крику птицы — несколько механическое звучание голоса со всегда одними и теми же двумя фразами. Партия же Гвидона — незначительная, эпизодическая.) И главная задача, которая встает перед исполнительницей роли Царицы, — создать вокально прекрасный образ, образ-контраст, образ-мечту. В этом случае «демонизм» и «кошачья гибкость» совсем ни к чему. Они не дадут ничего ни для музыкального прочтения этого образа, ни для драматургического звучания всей сцены, так как отвлекут внимание слушателя-зрителя своей «земной» конкретностью, снимут яркость контраста волшебной мечты о прекрасном — додоновщине. Правильность такой трактовки образа Царицы подтвердило время.
В воспоминаниях С. Н. Дурылина об исполнении партии Шемаханской царицы А. В. Неждановой мы читаем:
«Эту труднейшую партию Нежданова передавала с необычайной легкостью, как будто никаких трудностей в ней не существовало. Это было настоящее чародейство звука, которым был околдован весь зрительный зал». В памяти осталась Шемаханская царица Неждановой, а не Добровольской.
Несколько по-другому обстоит дело с образом Звездочета. Здесь не может быть таких расхождений в исполнительской трактовке, как с образом Шемаханской царицы: это старец, скопец, обладатель волшебного
Петушка и чародей. В опере он не только действующее лицо, но и как бы ведущий: он открывает оперу-сказку, он же под занавес выступает с заключительным словом. Смущает в нем некоторая загадочность, неясна причинность его поступков — доброжелателен ли его подарок, или это рассчитанный ход, ведущий к кровавой развязке? Интересно, кого вывел Римский-Корсаков в образе Звездочета. Ведь с Додоном и его присными намеки на прообразы так заманчиво прозрачны! Но, как и с Шемаханской царицей, со Звездочетом аналогии из действительности того времени не конкретны. И если Шемаханскую царицу можно посчитать аллегорическим воплощением мечты о прекрасном, о любви, которой не находится места в Додоновом царстве, то Звездочету в ряду аллегорических фигур более всего подходит роль Немезиды. Правосудию, законности так же нет места в царстве Додона (напомним еще раз слова Додона: «По законам?
Что за слово? Я не слыхивал такого…»). А в остальном пусть будет неразгаданным — на то он и «колдун», чтобы быть загадочным. Важно, чтобы опера в сценическом воплощении прозвучала как свист бича, секущего пороки Додонова царства. Только такое звучание устраивало композитора. Недаром он негодовал на цензуру, изуродовавшую текст либретто попытками превратить сатиру в беззубую сказочку, немножко —
в пределах официальных «православия, самодержавия и народности» — назидательную.
Вот слова Н. А. Римского-Корсакова по этому поводу (из письма к Б. П. Юргенсону от 26 февраля 1908 года): «Посылаю Вам… экземпляр либретто, вконец обезображенный цензурой… Какие сволочи: «на воре и шапка горит»…» Но и с обезображенным либретто опера была правильно понята передовой частью общества, и не только ею. «Даже те слои населения, — читаем мы в воспоминаниях оперного певца С. Ю. Левика, — которым содержание оперы само по себе было не приятно, не стеснялись в узком кругу критиковать дубовые стихи, навязанные цензурой…»
Цензура во многих случаях заменила всем хорошо известные пушкинские стихи (например, «Царствуй, лежа на боку» заменили «феноменальным» — «Братцы, спите на боку»!) и тем самым привлекла внимание к смыслу убранных из текста строк. Подвело цензуру и переименование действующих лиц, хорошо всем известных по пушкинской сказке. Так что смягчения политического звучания спектакля не получилось. Все замены повредили художественной стороне, но никак не заглушили сатирическую направленность целого. Главное же, цензура пропустила музыку Римского-Корсакова, а музыка, эта публично секла самодержавие…
В работах о последней опере Римского-Корсакова нет единогласия в толковании образа народа. Каждый из исследователей дает свой ответ на вопрос, «почему композитор изобразил народ тупым, послушным, раболепным стадом». Хотя очень соблазнительно эту характеристику отнести к «обывателям» (что делает Д. Б. Кабалевский в статье «Римский-Корсаков и модернизм») или «забитой многовековым рабством массе»
(как это в статье М. Ф. Гнесина о «Золотом петушке») — либретто ведь не уточняет адреса, — попробуем по-иному подойти к вопросу. Не будем вспоминать, как дается народ в других произведениях композитора.
Будем исходить только из данных либретто и музыки. А по этим данным образ народа в опере не что иное, как гротеск, пародия на ту панибратски сусально-сюсюкающую трактовку народа, которую всячески проповедовало то же официальное триединство: «самодержавие, православие, народность». Народ в этой опере условный. Это «идеальный», с точки зрения «самодержца», народ, так как он существует для царя («Для тебя мы родились и семьей обзавелись»), готов все сносить с неиссякаемой бодростью («Коли бьют нас, так за дело»), лишь бы доволен был Додон.
И либреттист и композитор, видимо, имели в виду такой «идеал», а не народ, пусть и забитый, но настоящий, и не обывателей. Ничто не спасет Додона и его царство, даже покорный народ, народ-«идеал», даже волшебный Петушок. Самодержавие изжило себя.
Эту мысль подтверждает письмо Римского-Корсакова к автору либретто от 4 августа 1907 года:
«Милый, хороший, добрый, превосходный Владимир Иванович. Сделайте так: по окончании последнего хора со словами — «Что даст новая заря» быстро опускается антрактовая занавесь и выходит Звездочет; обращаясь к публике, он говорит, что показал ей смешные маски и она может идти спать «до зари» и «петуха» (Заря —симвот новой жизни; петух (пустить петуха) — в иносказании поджог, в данном случае — революция.) Вы сумеете сделать, как всегда, превосходно, а какая чудесная рамка выйдет для нашей небылицы. И по музыке кругло (Опера начинается и завершается мотивом петушка, его тревожным, предостерегающим вариантом.), да и по идее хорошо…»
Подтверждает эту мысль и неожиданно серьезно звучащее отпевание царя в конце оперы. Нет Додона — нет и «олухов царя небесного». Эмоции становятся естественными, музыка—трагической. Такое «срывание масок» под занавес лучше всяких возвышенных слов дает понять, что «за масками старой небылицы, среди смеха и пестроты колдовской сказки, встают трагические скорбные образы… смех сквозь кровавые слезы, призраки Цусимы и Мукдена, тяжелый кошмар лихолетья» (из рецензии тех лет).
Ну, а образ самого Додона? Все ли одинаково воспринимают и трактуют его? Судя по отзывам, рецензиям, и образ Додона по-разному истолковывался исполнителями. Так, певец Осипов, исполнитель партии Додона в постановке Большого театра (1909 год), на первый план ставил добродушие («слишком толст, слишком стар») и этим сближал образ Додона с Салтаном. Додон — Сперанский (постановка Солодовниковского театра, тоже 1909 год) также «слишком расслаблен, слишком стар. У него нужное простодушие и незлобивость превращаются порой в «слабость разумом» и тряпичность». От этого, конечно, страдало общее звучание оперы: сатира превращалась в добрую, не слишком умную сказку. А вот характеристика Додона из рецензии на современный нам спектакль, заслуживший в 1947 году Государственную премию, на спектакль в Саратовском театре оперы и балета: Додон (Г. Серебровский)—«бытовой старичок», в сцене обольщения «он голову не теряет», и далее еще несколько штрихов — капризный, взбалмошный, хитрый, любит побрюзжать.
По мнению Л. А. Соловцова, исследователя творчества Римского-Корсакова (В 1964 году вышел в свет его монографический труд о жизни и творчестве Н. А. Римского-Корсакова). Додон и его окружающие — воплощение тупости, грубости и скудоумия (это уже далеко не в русле «добродушия» первых исполнителей).
В книге А. А. Гозенпуда «Н. А. Рнмский-Корсаков. Темы и идеи его оперного творчества» мы читаем:
«В образе Додона мог бы узнать себя любой из многочисленных венценосцев, правивших Россией…»
(то есть «слишком старый, слишком толстый» Додон Осипова и Сперанского опять оказывается далеким от идеального воплощения образа, с точки зрения наших современников). В становлении этого центрального в опере образа, именно в становлении — ведь Додон раскрывается нам не вдруг, а постепенно, от действия к
действию, — нужно быть сценически очень экономным, скромным, чтобы «не выболтать» раньше времени ту сторону характера «самодержца», которая в либретто и музыке раскрывается спустя некоторое время, чтобы у слушателей на протяжении всей оперы сохранялся интерес узнавания «героя», чтобы спектакль не потерял динамизма в развитии сюжета. Артисту в «Золотом петушке» сценически не нужно подчеркивать, утрировать
те или иные комические ситуации — здесь эту роль выполняет музыка, она ставит острые акценты и развенчивает и разоблачает сильнее, чем текст либретто.
Уместно здесь напомнить слова Римского-Корсакова (в записи Ястребцева от 17 января 1907 года): «Истинный комизм тогда только получается, когда говорящий или действующий нелепо человек полагает, что он мыслит и поступает разумно».
Додон-исполнитель не должен даже подозревать, что он глуп, ленив, груб, труслив, тщеславен, — текст либретто и музыка скажут об этом слушателю и натолкнут его на аналогии с действительностью царской России периода русско-японской войны. Марш, характеризующий Додона-самодержца, по виду величественный, в сути своей из-за механически повторяющегося в басу хода превращается из возвеличивающего в разоблачающий.
Постепенно эти повторы обращают величавость в тупость, бестолковость и нерешительность.
Почему-то, видимо с легкой руки первых исполнителей, неправильно понявших пушкинское «под старость захотел отдохнуть от ратных дел», Додона всегда изображают дряхлым стариком. В этом случае есть комический эффект (стар, а хочет жениться!), но зато сатира превращается в комикование. Другое дело, если Додон глуп, труслив и немощен, но совсем не так стар.
Тогда это будет полновесной сатирой. Тогда и музыкальная сатира прозвучит полным голосом.
Итак, в последней опере Н. А. Римского-Корсакова развитие сюжета, характеристики действующих лиц, оркестровая партитура — словом, все подчинено одной идее, идее развенчания царства Додона. Поэтому мизансцены, сценический рисунок каждого исполнителя должны «работать» все время на эту главную мысль.
Включение в действие Шемаханской царицы с первых звуков «Обращения к солнцу» покажет, что она не одного мира с «земным» Додоном, что она — существо, которому не найти места в царстве Додона. И само собой отпадет слишком активное кокетство и заигрывание, которые уводят спектакль на ложный путь.
Также и образы Додонова царства. В них не будет этакого бахвальства, любования комизмом реплик, поз, жестов. Все станет предельно точным по Римскому-Корсакову, а значит — просто, глубоко, с ощущением развития линии каждого действующего лица.
И. Прудникова

                                                                             ЗОЛОТОЙ ПЕТУШОК
                                                                            НЕБЫЛИЦА В ЛИЦАХ
       Опера в трех действиях с введением и заключением. По сказке А С. ПУШКИНА
                                                                    Л и б р е т т о В. И. БЕЛЬСКОГО
                                                              М у з ы к а Н. А. РИМСКОГО-КОРСАКОВА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Царь Додон – бас
Царевич Гвидон – тенор
Царевич Афрон – баритон
Воевода Полкан – бас
Ключница Амелфа – контральто
Звездочет – тенор-альтино
Шемаханская Царица – сопрано
Золотой петушок – сопрано

Бояре, боярские жены и дети, слуги, стража, народ, ратники, пушкари, рабыни, скороходы, арапчата.

                                                                             ВВЕДЕНИЕ

Перед занавесом появляется с волшебным ключом в руках Звездочет.

ЗВЕЗДОЧЁТ (к зрителям).
Я колдун. Наукой тайной
Дан мне дар необычайный,
Вызвав тень, в пустую грудь
Жизнь волшебную вдохнуть.
Здесь пред вами старой сказки
Оживут смешные маски.
Сказка ложь, да в ней намек,
Добрым молодцам урок.

Проваливается в люк.

                                                                   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Еще до раскрытия занавеса чувствуется, что предстоит нечто чрезвычайно важное и торжественное. И действительно: перед зрителями обширная палата во дворце славного царя Додона – как раз во время заседания царской думы. Палата богато украшена русской резьбой, позолотой и красками, причем видно сейчас, что любимыми цветами Додонова народа были зеленый, голубой и желтый. Одна стена палаты заменяется рядом приземистых столбов с точеными перилами между ними, В пролёты пестреют тесно примыкающие к дворцу улицы столицы с нагроможденными друг на друга теремами и вишневыми садиками при домах. Весеннее солнце пробралось в палату яркими полосами света в пыльном воздухе и играет на изразцовом полу, отчего остальная часть кажется немного сумрачной. С открытой стороны идет вниз наружная лестница. У входа стоят сонные и толстые тяжеловооруженные стражники. По улице время от времени мелькают, выставляясь над уровнем пола палаты, плечи и головы прохожих, торопливо снимающих шапки, У другой стены на лавках, крытых парчой, расположились полукругом бояре, степенные и бородатые, посередине же, на престоле, пышно убранном павлиньими перьями, восседает сам Царь Додон, в золотой короне и желтом царском облачении. По обоим бокам нетерпеливые царевичи – сыновья Афрон и Гвидон. Между боярами старый и неотесанный воевода Полкан.

ЦАРЬ ДОДОН (видимо, удрученный заботой).
Я вас здесь затем созвал,
Чтобы каждый в царстве знал,
Как могучему Додону
Тяжело носить корону.
Нуте, слушайте, друзья!
Смолоду был грозен я
И соседям то и дело
Наносил обиды смело,
Но теперь бы я хотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить.
Как нарочно, беспокоить:
Нынче стал сосед меня.
Беспрестанно зло чиня!

Чтоб концы своих владении
Оградить от нападений,
Мне приходится держать
Многочисленную рать.
Воеводы не зевают,
А никак не успевают.
Ждем погрома с юга, глядь –
Ан с востока лезет рать;
Справим здесь – лихие гости
Идут от моря. Со злости.
Инда плачу я, Додон,
Инда забываю сон.
Что и жизнь в такой тревоге!
Жду совета и помоги.
Мой наследник, говори.

ГВИДОН (срываясь с места).
Ночь всю думал до зари
О тебе, отец наш славный,
О заботе о державной
И придумал я к утру
Хитроумную игру.

ЦАРЬ ДОДОН.
Да зачем уж так стараться,
Долго ль думой надорваться?

ГВИДОН.
Весь источник наших бед
В том, что близок к нам сосед:
Только ступит шаг за грани –
И сейчас же в нашем стане.

БОЯРЕ.
Так! Границу перейдет –
И на войско нападет.

ГВИДОН (довольный своей изобретательностью).
Уберем же рать с границы
И поставим вкруг столицы,
А в столичном граде сем
Яств и питий запасем…

ЦАРЬ ДОДОН
Яств и питий! Да, конечно.
Будем жить себе беспечно!

ГВИДОН.
Пива больше да вина.
Вот такая б нам война!

БОЯРЕ. Вот такая б нам война!

ГВИДОН.
И пока сосед на селах,
Нивах, пажитях веселых
Будет зло свое срывать,
Ты успеешь и поспать,
И собраться с духом снова
Для отпора им лихого.

ЦАРЬ ДОДОН (восхищенно) Быть по слову твоему!

БОЯРЕ (в шумном восторге).
– Честь гвидонову уму!
– Муж совета!
– Храбрый воин!
– Будет батюшки достоин.
(Все вместе.)
Вот уж подлинно орел:
Всю беду рукой отвел!

ЦАРЬ ДОДОН
И как дело вышло просто.

ПОЛКАН (говорит всегда, как ругается).
Ах, дойми меня короста!
Да по мне в сто раз страшней,
Если вражья рать (чтоб ей!)
Станет станом под стенами,
Перед царскими очами
Да по терему слегка
Из пищалей даст щелчка.

ГРУППА БОЯР (содрогаясь) Упаси бог!

ЦАРЬ ДОДОН (гневно меряя глазами Полкана).
Ты заврался?
Или на цепь, сесть собрался?

Другая группа бояр (злобно). Ишь какая в старом прыть!

ЦАРЬ ДОДОН (подумав, улыбается)
Хотя что греха таить!
Что поближе да виднее,
Как-то нам всегда страшнее.
(Афрону.)
Твой черед, речь за тобой,
Мой любимый сын меньшой.

АФРОН (с горячностью).
Мой родитель! очень жалко,
Что хваленая смекалка
Угодила невпопад.
Я стыжусь, что он мой брат.

Гвидон хватается за меч.

ЦАРЬ ДОДОН. Ну, не ссорьтесь.

АФРОН.
Что лукавить?
Я один могу избавить

Батюшку от вечных бед
И тревог. Вот мой совет:
Наше доблестное войско,
Полно пылкости геройской,
Распустить пока совсем.
А за месяц перед тем,
Как напасть на нас соседям,
Мы навстречу им поедем,
Вступим в бой лицом к лицу,
Как прилично удальцу,
И, намяв бока соседу,
Будем праздновать победу.

БОЯРЕ (вторят в восторге).
– Будем праздновать победу!
– Будем праздновать победу!

ЦАРЬ ДОДОН (растроганный).
Дай тебя я обойму.
Быть по слову твоему.

БОЯРЕ (наперерыв).
– Будь, Афрон, повсюду славен!
– Самому Додону равен!
– Мудр как змий!
– Притом боец!
(Все вместе.) Точка в точку царь-отец!

ЦАРЬ ДОДОН
Дело мастера боится,
Так не всякий умудрится.

ПОЛКАН.
Как же так, великий царь?
Кипяток меня ошпарь!
Ну, а как сосед наш дерзкий
По повадке богомерзкой
Нам не даст за месяц знать,
Что намерен воевать?

ЦАРЬ ДОДОН (пуская в Полкана чем попало, яростно).
Ты опять, болтун проклятый!
Благо бороду лопатой
Отрастил до кушака.
Так ломаешь дурака.

БОЯРЕ (в смятении}.
Сбил всех, спутал, все смешал!
Так и выпалил!

ЦАРЬ ДОДОН.
Нахал!
(Не может успокоиться.)
Он с врагом не заодно ли?
Рассердил меня до боли!

ГВИДОН. Он изменник!

АФРОН. Для него
Царь не значит ничего.

Шум. Все наступают на Полкана. Тот отбивается.

БОЯРЕ.
– Бить его!
– Берись дружнее!
– Бить его!
– Вяжи злодея!

ЦАРЬ ДОДОН
Цыц! молчите!
(Шум прекращается.)
Так-то так,
Воевода мой дурак,
Только как нам быть с соседом?
Где исход найти всем бедам?

БОЯРЕ.
Знать не можем, светлый царь!
Виноваты, государь!

ЦАРЬ ДОДОН (с презрением). Дурачье!

БОЯРЕ (поспешно). Так точно.

1-Й БОЯРИН (нерешительно).
Жалко,
Умерла одна гадалка:
На бобах бы развела…

2-Й БОЯРИН.
Что бобы! У нас была,
Жаль, давно, колдунья пуще:
На квасной гадала гуще.

ГВИДОН.
Тоже вот и по звездам.
Кто умеет, скажет сам.

БОЯРЕ.
– На бобах оно виднее.
– Гуща лучше.
– Боб вернее! На бобах оно виднее.
– Гуща лучше!
– Боб вернее!
– Гуща лучше!
– Боб вернее!

Ссора, становится ожесточенною. Царь сидит в раздумье.

– Гуща лучше!
– Боб вернее!
– Гуща лучше!..

На лестнице показывается дряхлый Звездочет в белой сарачинской шапке синей ферязи с золотыми звездами; под мышками у него астролябия и пестрядинный мешок. Все замолкают и следят за Звездочётом, который мелкими старческими шажками подходит к царю и кланяется ему в ноги.

ЗВЕЗДОЧЁТ (на коленях).
Славен будь, великий царь!
Знал меня отец твой встарь,
Но с тобой мы не знакомы…
Долгом верности влекомый
Я наслышан, что Додон
Потерял в заботах сон,
В дар принес тебе я птицу.
Посади ее на спицу:
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой.
Коль кругом все будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды нежданной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Как с просонков встрепенется
И в то место обернется,
Закричит: «Кирикуку!
Берегись, будь начеку!»

ЦАРЬ ДОДОН (еще не смея верить).
Славны бубны за горами!
Вынь его, мы взглянем сами.

Все обступили с любопытством Звездочёта. Звездочёт вынимает из своего мешка искусно сделанного Золотого петушка, который у него в руках бьется и. кричит.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку!
Царствуй, лежа на боку!

Все ахнули от изумления.

БОЯРЕ.
Просто чудо! Просто диво!
Ай старик! Сказал правдиво!

ЦАРЬ ДОДОН
Просто чудо! Просто диво!
(Ко всем, весело.)
Или впрямь я с этих пор
Всем соседям дам отпор?
(Слугам.)
Посадить его па спицу
Сторожить мою столицу.

Слуга уносят Петушка. Царь обращается к Звездочёту.

Чем тебя благодарить?
Что тебе мне посулить?
За такое одолженье,
Сверх любви и уваженья,
(Торжественно.)
Волю первую твою
Я исполню, как мою.

ЗВЕЗДОЧЁТ.
Мудрецам дары не лестны:
Власть, богатство, сан известный
Даст нам лишнего врага.
Но любовь мне дорога, –
И прошу тебя с поклоном
Дать мне запись по законам,
Чтоб стояло крепче скал
То, что царь мне обещал.

ЦАРЬ ДОДОН (удивляясь)
По законам? Что за слово?
Я не слыхивал такого.
Моя прихоть, мой приказ –
Вот закон на каждый раз.
Только ты не сомневайся
И за всем ко мне являйся.

Звездочёт снова кланяется а землю и направляется к выходу. Проводив Звездочёта до лестницы, Додон царственным движением отпускает бояр и царевичей.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку!
Царствуй, лежа на боку!

Царь Додон, слушая Петушка, весело похаживает, потирая руки от удовольствия.

ЦАРЬ ДОДОН.
То-то счастье! Руки сложа,
Буду царствовать я лежа;
Захочу и задремлю
И будить нас не велю.
Прикажу – потешат сказкой,
Боем, скоморошьей пляской.
И забуду навсегда,
Что на свете есть беда,

На пороге во внутренние комнаты появляется ключница Амелфа.

Ишь, как славно солнце греет!
(Царь потягивается на солнышке.)
Вешний дух. Все зеленеет,
Вишня словно в молоке…
(Нерешительно.)
Здесь прилечь бы в уголке,
Не ходя в опочивальню.

АМЕЛФА (всплескивая руками
с беззаветною преданностью).
Батюшка, да хочешь, в спальню
Всю столицу превратим.

По знаку ключницы слуги бросаются в терем и выносит на самое солнце
кровать слоновой кости с шелковым одеялом. Сама же Амелфа подходит
к Додону с огромным подносом, уставленным лакомствами.

Только ты с брюшком пустым…
Скушай хоть стручков турецких
Иль в меду орехов грецких;
Студеным запьешь кваском
С мятой, хмелем, имбирем.
Иль ответят царским думам
Начиненные изюмом
Черносливинки в вине?
Пробуй, вкусны ли оне.

Царь Додон, зевая, присаживается к блюду.

ЦАРЬ ДОДОН
Что же, можно. А покуда
Прохлаждаюсь я у блюда,
Постарайтесь как-нибудь.
Чтоб мне сидя не уснуть.
Пусть, ни мига не теряя,
Принесут мне попугая.

Царь Додон кушает и запивает. Царский птичник приносит привязанного цепочкой к кольцу зеленого попугая, который поет, щелкает и свистит.

Здравствуй, попка! Не привык
Понимать я твой язык,
Ты ж умильно так стрекочешь…
Попросить меня что хочешь?

Попугай поет и свистит.

ЦАРЬ ДОДОН (ключнице). Что твердит он?

АМЕЛФА (принимая на себя обязанности переводчика).
Вес одно.
Мол, поставь его в окно,
Чтоб на людях показаться,
Для других покрасоваться.

ЦАРЬ ДОДОН (недовольный).
Глуп ты, попка! А зачем
Нам другие?

Попугай поёт и свищет то же самое.

АМЕЛФА.
Молвит: «Всем
Разглашал бы, как с амвона,
Про дела царя Додона
И про доблести ого».

ЦАРЬ ДОДОН
Ха-ха-ха! Ну, ничего.
Не робей! Ты стал умнее.
А скажи: а что милее
Нам всего на свете?

Попугай свищет и поет то же самое.

АМЕЛФА.
«Сон», –
Говорит он, царь Додон.

Додон смеется. Он кончил кушать и поглядывает на постель. Ключнща взбивает подушку и оправляет одеяло.

Вешним днем соснуть здорово.
Ляг, я с личика царева
Отгоню докучных мух.
(Попугая уносят.)
Тронь подушку: что за пух!

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку!
Царствуй, лежа на боку!

Додон соблазнился и прилег – и уже спит беззаботно, как дитя. Ключница отмахивает мух, наклоняясь над постелью Додона. Вдали сонно перекликается стража.

СТРАЖА.
– Царствуй, лежа на боку!
– Царствуй, лежа на боку!

Чары полуденного сна одолели и стражу. Вес, кроме ключницы, спят сладко и долго. Тишина в столице полная; одни неугомонные муха кружатся над Додоном, да солнце по-прежнему обдает его своим светом, ровным и ласковым.

АМЕЛФА.
Все заснули, всех сморило,
Вешним сном угомонило.

Облокачивается на цареву постель и засыпает рядом с Додоном, который во сне улыбается, грезя о какой-то небывалой чудной красавице.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку! I
Берегись, будь начеку!

Поднимается шум и беготня. Трубные звуки то там, то сям. Кони ржут. Перед дворцом собирается народ; на жалких лицах виден страшный испуг.

НАРОД (на улице).
Петушок кричит. Вставайте!
Эй, борзых коней седлайте!
Эй, скорее! Враг не ждет,
Топчет нивы, села жжет.

ПОЛКАН. (вбегая)
Царь ты наш, отец народа!
Это я, твой воевода!
Государь, проснись! Беда!

Ключница вскакивает и скрывается.

ЦАРЬ ДОДОН (не совсем проснувшись).
Что такое, господа?

ПОЛКАН. Прет, должно быть, рать чужая.

ЦАРЬ ДОДОН (вставая и зевая).
А? что там? беда какая?
Не мой терем ли горит?

ПОЛКАН.
Шут возьми его! Кричит
Наш петух, вертясь па спице;
Шум и гам по всей столице!

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку!
Берегись, будь начеку!

Додон заглядывает на Петушка.

ЦАРЬ ДОДОН.
Ну, ребятушки, война!
И подмога нам нужна.
Медлить нечего, живее!
Отпирай ларцы скорее:
Лисий хвост с бобром седым
Я кладу на каждый дым.
Только слушайте, народы!
Если сами воеводы
Или там под ними кто
Взять захочет лишку что,
Не перечьте: их уж дело.

НАРОД (расстилаясь).
Ваши мы. Душа и тело.

Додон садится на трон. Из внутренних покоев поспешно выходит царевич Афрон, выбегают бояре; все вооружены. Влетает Гвидон, на ходу пристегивая меч.

ЦАРЬ ДОДОН (торжественно).
Дорогие сыновья!
С давних пор в нас вижу я
Постоянное хотенье

Отомстить за нападенья.
Час настал, и славный путь…

АФРОН (перебивая с жаром).
Дай немножко, дай немножко нам вздохнуть!

ГВИДОН.
Дай немножко нам вздохнуть!
Пусть уж едут воеводы.

АФРОН.
Не хотим терпеть невзгоды,
Без зазнобушек скучать.

ЦАРЬ ДОДОН.
Ах, бесстыдники, молчать!
(Топает ногой.)
Выступать беспрекословно!
Войско ваше полюбовно
Разделите пополам,
Только, чур, не ссорьтесь там.

Добрый путь вам! поезжайте
Да домой скорей бывайте.

Трижды целует каждого сына. Сыновья уныло уходят с боярами. Слышен шум отъезжающего войска. Когда все успокаивается, слышен голос Петушка.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирикикуку!
Царствуй, лежа на боку!

ЦАРЬ ДОДОН (зевая).
Петушок родной, спасибо!
Коль грозит еще что-либо,
То кричи, не потая.
(Ключнице, которая снова показалась в дверях.)
Взбей подушки, мать моя:
Я еще сосну немного.
Эта бранная тревога
Доглядеть мне не дала
(Вот досада-то была!)
Что-то дивное в виденье.
(Ложится на постель и закрывает глаза.)
Вот тебе мое веленье:
Разгадай мне сон, какой –
Не припомню сам.

АМЕЛФА.
Постой!
Только дай старухе сроку,
Не спеши, коль хочешь проку.
(Думает.)
Что ж такое? Уж не то ль,
Что ты шахматный король?
Вкруг вальящаты тавлеи…

«Шах и мат вам всем, злодеи!»
Кони, ферзь, ладьи, слоны –
Все тобой побеждены.
Тут тавлеи все смешали,
Мы на прежнем месте стали.

ЦАРЬ ДОДОН (сквозь дремоту).
Лучше, лучше, сердце билось
Как-то сладко…

АМЕЛФА.
Вот что снилось.
В бане грустен царь сидит,
Мыльной пеной весь покрыт.
Вдруг, негадан и нечаян,
Вышел из печи хозяин.
Шерсть наёжа, домовой
Гладит бархатной рукой.
И зарадовалось тело,
Налилось, помолодело,
Словно яблочко в поре.

ЦАРЬ ДОДОН (усмехаясь).
Так и жгло во всем нутре…
Лучше снилось!

АМЕЛФА (как бы догадавшись, грозит Додону пальцем).
Ах, проказник! –
Сон такой да утром в праздник.
(Царю на ушко.)
Ты ложился отдыхать
На парчовую кровать,
А постлала изголовье
С тихой лаской да любовью,
Чуждой прелестью дыша,
Красна девица-душа.
Ты же, царь, зажмуря очи,
Что пред солнцем птица ночи,
Белы ручки придержал
И к груди ее прижал…

ЦАРЬ ДОДОН (едва превозмогая дремоту)
Где ж она, моя краса-то?

АМЕЛФА. Уж не знаю, виновата.

СТРАЖА (вдалеке).
– Царствуй, лежа на боку!
– Царствуй, лежа на боку!

Царь Додон, а за Додоном и ключница, и стража – засыпая прежним могучим и мирным сном… Грезы Додона о чудной красавице теперь стали отчетливее и настойчивее.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку!
Берегись, будь начеку!

Снова шум и беготня. Трубы. На улице перед дворцом в страшном смятении собираются толпы народа.

НАРОД.
Ой, беда! ой, братцы, лихо!
(В недоумении, не смея будить государя.)
– Государь наш спит.
– Всё тихо в тереме.
– Нельзя будить.
– Что же делать, как нам быть?
– Где Полкан, наш воевода?

Вбегает Полкан с вооруженными боярами. Ключница вскакивает и скрывается.

ПОЛКАН.
Государь, отец народа!
Государь! опять, опять беда!

ЦАРЬ ДОДОН (вскакивая с постели).
И не вовремя всегда.

ПОЛКАН.
Шум и гам в твоей столице,
И опять вверху на спице
Куролесит петушок,
Обернувшись на восток:
Не хватило, видно, рати.
Полагаю, было б кстати
Подыматься старикам

ЦАРЬ ДОДОН (протирая глаза и зевая).
Погоди, взгляну я сам.

Подходит к перилам и заглядывает па крышу.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирики! кирикуку!
Берегись, будь начеку!

ЦАРЬ ДОДОН (уныло).
Птица бьется не напрасно:
Предстоит нам путь опасный.
Старина, встаем живей,
Выручать идём детей.

(Собирается бея всякого воодушевления)
Где шелом? Тащите латы.

Слуги поспешно приносят запыленное и заржавленное вооружение и облачают Додона. Амелфа тут же в глубоком огорчении.

Латы мне уж тесноваты,
Поищите, где висит
Мой любимый красный щит?

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирикуку!
Берегись, будь начеку

ЦАРЬ ДОДОН (осматривая поднесенный щит).
Щит весь ржавчиной изъеден…
И колчан стрелами беден.
(Стоит совсем одетый.)
Чуть дышу. Заветный меч
Стал тяжел для царских плеч.
(Тяжело вздыхая.)
Делать нечего, ведите,
На коня меня садите.

Толпа слуг хватает Додона под руки и ведет к лестнице, где ожидает белый конь. Народ проникает понемногу и в палату.

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирикуку!
Берегись, будь начеку

ЦАРЬ ДОДОН (грозясь по дороге).
Ох, уж этот петушок!
Спрятал бы его в мешок.
(У лестницы.) Конь-то смирен?

2-Й БОЯРИН. Как корова.

ЦАРЬ ДОДОН. Нам и надобно такого.

АМЕЛФА (в отчаянии).
Не покушав, да идти,
Свет наш!

ЦАРЬ ДОДОН
Можно и в пути.
(Полкану.) Есть запасы?

ПОЛКАН. На три года.

ГОЛОС ПЕТУШКА (одновременно с Полканом).
Кирикикуку!
Берегись, будь начеку!

ЦАРЬ ДОДОН (одновременно с Полканом).
Значит, едем, воевода!

АМЕЛФА (одновременно с Полканом). Уж поехали б с утра.

Додона усаживают на коня.

НАРОД.
Царь наш батюшка, ура!
Сам идешь, вождей-то нету
Притянуть врага к ответу.
– Ты себя-то соблюди.
– Стой все время позади.

                                                                 ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Темная ночь. Тусклый месяц кровавым светом озаряет узкое ущелье, поросшее мелким кустарником, и крутые стены скал. Горный туман молочной пеленою наполняет все впадины. Между кустами и на голых холмах лежат тела убитых воинов, как бы окаменевших в последней борьбе.
Орлы и другие хищные птицы сидят на трупах стаями и испуганно снимаются при порывах ветра. Два коня стоят неподвижно, понурив головы, над телами хозяев-царевичей. Все тихо, безмолвно и зловеще. Но вот издали слышится шум шагов оробелой рати Додона. В ущелье, озираясь и останавливаясь, спускаются гуськом, по два человека в ряд, ратники.

РАТНИКИ.
– Шепчет страхи ночь немая.
Пусто все, лишь птичья стая
Груды павших сторожит.
– Месяца багровый щит
Встал свечою погребальной…
– Чу! усталый и печальный,
Ветер крадется впотьмах,
Спотыкаясь на телах.
Ходит, плачет над могилой –
То молчит, то вновь уныло,
К лику мертвого припав,
Теребит его рукав.

Шагом, в мрачном раздумье въезжают царь Додон с воеводой и натыкаются на трупы обоих царевичей.

ЦАРЬ ДОДОН (бросаясь на тела сыновей).
Что за страшная картина!
То они, мои два сына,
Без шеломов и без лат,
Оба мертвые лежат,
Меч вонзивши друг во друга.
Бродят кони их средь луга
По протоптанной траве,
По кровавой мураве…
Ох, опора наша, дети!
Горе мне! Попались в сети
Оба наши сокола!
Горе! смерть моя пришла!
Все рыдайте за Додоном,
Пусть застонет тяжким стоном
Глубь долин, и сердце гор
Потрясется.

Додон и ратники рыдают.

С этих пор
Сам пойду везде походом:
Полно подвергать невзгодам
Бранной жизни молодежь.
(Снова рыдает.)

ПОЛКАН (Додону).
Что случилось, не вернешь!
(Ко всей рати.)
Станем, братцы, за Додона,
Зададим врагу трезвона!

РАТНИКИ.
Зададим. Как не задать!
Только б нам его сыскать.

ЦАРЬ ДОДОН (вставая и оглядываясь).
Где сгубивший наше семя,
Не оставив и на племя?
Где потайный гнусный вор?
Где он?

Нет ответа. Начинает светать. Туман понемногу расплывается и открывает в одной из впадин у подошвы горы, очертания шатра. Алый отблеск зари скользнул по веселым пестрым узорам парчовых пол. Все в изумлении.

ЦАРЬ ДОДОН.
Батюшки! шатер!
Весь в узорах!

ПОЛКАН (переглянувшись с царем).
Уж не здесь ли
Вражий витязь?

ЦАРЬ ДОДОН (вблизи стоящим).
Братцы, если
Улизнет он, будет стыдно.

Полкам движением руки, приказывает рати следовать а собою и делает на цыпочках несколько осторожных шагов в сторону шатра. Рать переминается, но ни с места.

ГРУППА РАТНИКОВ.
Жаль, каков собой, не видно…

ПУШКАРИ.
– Лучше б нам, отыдя вдаль,
Зарядить ядром пищаль…
– Да нацелить посмелее.

ПОЛКАН.
Пушкари! сюда скорее!
(Хлопоты. Подвозят пушку и заряжают ее.
Пушкари по обеим ее сторонам с горящими фитилями.)

Зажигайте фитили!

ПУШКАРИ. Все готово. (Целят.)

ПОЛКАН. Ну, пали!

Первые лучи восходящего солнца. Полы шатра заколебались. Рать бросается врассыпную, оставив пушку. Из шатра выходит легкими, но торжественными шагами красавица – Шемаханская царица – в сопровождении четырех рабынь с музыкальными орудиями – гуслями, гудком, свирелью и барабаном. На ней длинное шелковое одеяние малинового цвета, обильно изукрашенное жемчугами и золотом, на голове белая чалма с высоким пером. Красавица, как бы не замечая ничего, обращается к яркому солнцу, молитвенно поднимая к нему руки.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА.
Ответь мне, зоркое светило,
С востока к нам приходишь ты:
Мой край родной ты посетило,
Отчизну сказочной мечты?
Все так же ль там сияют розы
И лилий огненных кусты?
И бирюзовые стрекозы
Лобзают пышные листы?
И ввечеру у водоема
В несмелых песнях дев и жен
Все та же ль дивная истома,
Любви запретной страстный сон?
Все так же ль дорог гость случайный?
Ему готовы и дары,
И скромный пир, и взгляд потайный
Сквозь ткань ревнивую чадры?
А ночь сгустится голубая,
К нему, забыв и стыд и страх,
Спешит хозяйка молодая
С признаньем сладостным в устах?

Окончив песню, царица оборачивается, к царю и долго смотрит безмолвно.

ЦАРЬ ДОДОН (тихо подталкивая локтем Полкана).
Что за песня, примечай-ка!

ПОЛКАН (так же).
Если юная хозяйка
Нас захочет угостить,
Можно здесь повременить.

Додон важно приближается к царице. Полкан следует за ним. Остальные стоят в отдалении, не смея подойти.

ЦАРЬ ДОДОН :
Нас, красавица, не бойся
И сейчас, во всем откройся:
Как зовут тебя, ты чья?
И где родина твоя?

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (скромно потупляя глаза).
В своей воле я девица.
Шемаханская Царица;
Пробираюсь же, как тать,
Город твой завоевать.

ЦАРЬ ДОДОН (изумленный, почти сурово).
Ты забавная шутница,
Своевольная девица,
Для войны ведь рать нужна,
Без нее плоха война.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (так же скромно).
Это молвил ты некстати:
Для побед не нужно рати,
И одною красотой
Всех склоняю пред собой.

Ударяет в ладони. Из шатра появляются еще две рабыни с серебряными кувшинами и наливают вино в чаши.

Я гостям нежданным рада.
Буйным соком винограда
Полны чаши. По краям
Пена бьет. Во здравье вам!

Кланяясь, подносит царю чашу. Додон отстраняет её недоверчиво.

ЦАРЬ ДОДОН.
Ты сама испей сначала,
После мы.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Не ожидала.
Ты мне в глазки посмотри,
Что горят светлей зари:
Как с таким небесным взглядом
Угощать пришельца ядом?

С улыбкой поднимает ресницы. Додон смущенно выпивает вино; за ним и Полкан. Рабыни, принесшие кувшины, являются вновь, расстилают посередине ковер и раскладывают три подушки для сиденья. По знаку, данному воеводой, рать располагается в глубине на продолжительный отдых и убирает тела убитых. Додон, Полкан и царица, садятся; первые растерянно молчат, царица загадочно улыбается. Полкан, собравшись с духом, внезапно наклоняется к царице, стараясь быть развязным и любезным.

ПОЛКАН.
Как изволила царица
Почивать?

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА.
Спасибо. Спится
Мне не худо, но с зарей
Что-то сделалось со мной.
Воздух стал какой-то пьяный,
Влажный, и густой, и пряный,
Как дурман ночных цветов,
Как игра неясных снов…
Кто-то дышит, сам незримый,
Скрытой страстию томимый…

После, слышу, дразнит слух,
Нежный, как весенний дух,
Голос: «Милая, пусти же!»
Громче… тише… дальше… ближе…

ПОЛКАН (простодушно).
Ты взглянула б под кровать.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА. Тёмно было.

ПОЛКАН.
Так плевать!
Пусть их дразнят.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Томно, сладко
Стало…

ПОЛКАН (вдруг догадавшись).
Это лихорадка!
Или так, девичьи сны:
Нынче все одним полны.

ЦАРЬ ДОДОН (решившись заговорить).
Вот и я…

Шемаханская царица, не слушая, в страстном порыве заламывает руки.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
О, трепет ласки,
О, узор любовной сказки.
Первый страсти поцелуй!
Где вы, где вы?

ПОЛКАН (с обидной усмешкой).
Придут, придут, не тоскуй,

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (взволнованно встает).
Царь, гони ты прочь урода,
Не люб мне твой воевода!

Полкан опешил.

ЦАРЬ ДОДОН.
Что ж ты, право, старый хрыч?
Пялишь бельма, словно сыч.
Видишь, девица стыдится,
Нас, мужчин, еще боится.
Убирайся прочь! зайди
За шатер, оттоль гляди!

Полкан покорно встает и уходит за шатер, откуда то и дело выставляется его длинная борода. Царица придвигает свою подушку вплотную к Додону.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (чуть не на ухо Додону).
У меня к тебе есть дело.

ЦАРЬ ДОДОН (еще более смущенный опасною близостью).
Ну, какое ж?

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Я б хотела
Разузнать наверняка,
Так ли подлинно ярка
Прелесть девичья царицы,
Или молвят небылицы,
Что не молния слепит
И не радость веселит –
Взор слепит мой сквозь ресницы,
Веселят уста царицы.
(Смотрит прямо в глаза Додону.)
Что ты скажешь?

ЦАРЬ ДОДОН (заикаясь).
Я?., того…
Право,..

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА.
Только и всего?
Жалок ты, царицу зная
Лишь в нарядах, не дурна я
И без них. Как спать ложусь,
Долго в зеркало гляжусь.

(Мысленно любуется собою, увлекаясь все более и более.)

Сброшу чопорные ткани
И, как солнца луч в тумане,
На кумире из сребра
Заблистаю средь шатра.
Гляну, нет ли где родинки,
Не пристало ли соринки…
Бусы выплету из кос:
Волны резвые волос,
Не стесненные нарядом,
Хлынут черным водопадом
На упругий мрамор бедр…
Чтобы сон был свеж и бодр,
На ночь я кроплюсь росою:
По груди бегут чредою
Брызги влажного огня.
А и грудь же у меня!
Спорит с блеском южной розы,
Пышной, мощной…
И как грезы,
Бледной, легкой и сквозной…
Что ты, милый, сам не свой?
Закружилася головка?

ЦАРЬ ДОДОН (превозмогая себя).
Что-то… в печени… неловко.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Пустяки. Я запою,
Слушай песенку мою.
(Взглядом приказывает рабыням подыгрывать ее пению.)

«Ах, увянет скоро младость,
Унесет с собою радость.
Смертный, каждый миг лови,
Каждый час отдай любви…»

Ты таких не любишь песен?
Вот другая.
«Темен, тесен, темен, тесен
Мой узорчатый шатер.
Тепел, мягок, тепел, мягок,
Тепел, мягок в нем ковер…»
Хочешь, старенький, увидеть,
Что в шатре?

ЦАРЬ ДОДОН
За что ж обидеть
Хочешь нас?
Ведь я не стар.
Не морщины то…

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (договаривая).
Загар.
(Продолжает песню, заигрывая с Додоном.)
«А!
Те потемки негой веют,
В них без солнца гроздья зреют,
Каплет с них в кувшин вино:
Уж и пьяное оно!»
(Садится и говорит утомленно.)
Пташка долго щебетала,
Напоследок и устала.
Хоть бы ты мне помогал!

ЦАРЬ ДОДОН (испуганно).
Право, сроду не певал.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Если кто любить способен,
Гуслям сладостным подобен:
Ты едва заденешь их,
Как созвучий золотых,
Беспорядочных и страстных
Рой летит. В словах прекрасных
Унимая сердца пыл,
Что ты пел, когда любил?

ЦАРЬ ДОДОН (в замешательстве). Много пел.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА. А как?

ЦАРЬ ДОДОН.
Наверно…
Не припомню.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (подавая царю гусли).
Ну, примерно.

Додон, взяв в руки гусли, останавливается в затруднении, затем вдруг запевает что есть мочи с отчаянной решимостью.

ЦАРЬ ДОДОН.
«Буду век тебя любить,
Постараюсь не забыть.»

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Ха-ха-ха-ха! А дальше! Мало!
Вот чего я не слыхала.

ЦАРЬ ДОДОН (продолжает).
«А как стану забывать,
Ты напомнишь мне опять».

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (с хохотом).
Распотешил. Вот спасибо!
Нет, ты каменная глыба,
А не чутких струн набор.
Ах, когда б не бранный спор,
Были б здесь возня да смехи,
Поцелуи да потехи,
Эх, царевичи, друзья!..

ЦАРЬ ДОДОН (недовольно).
Им бы порку задал я.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Оба взапуски любили,
Друг пред другом мне сулили
Руку, сердце и венец.
Тот, что носит их отец.

ЦАРЬ ДОДОН.
Ну, туда им и дорога!
Вижу, толку в них не много.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (не слушая Додона).
Собралися в путь со мной
Провожать меня домой.

ЦАРЬ ДОДОН. Верно, дом-то недалёко?

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Да, доедешь до востока,
Тут и есть моя страна,
Пестрым маревом видна.

(Мечтает о чудесах родины, позабыв о Додоне.)
Между морем и небом висит островок.
Что ни час очертанья меняя.
То хрустальный на облаке стал теремок,
И мне видны сквозь лед светозарных досок
Небеса и равнина морская…
То меж древ кипарисных белеется храм,
И сама я сижу на престоле;
Предо мною курится столбом фимиам…

Никого нет кругом, но послушно все там
Моей прихоти резвой и воле.

Не успею подумать, причалит ладья,
Остров смех молодой наполняет;
Веселюсь и пою среди юношей я…
Но то тень лишь одна, то игрушка моя:
Отвернуся и всё исчезает.
Я тоскую одна на том острове грез,
Плачем глазки свои утруждаю
И, чтоб сохли скорей капли пролитых слез-,
Лепестками пахучими царственных роз
В теремах своих пол посыпаю.

(Расчувствовавшись, царица плачет.)
Ах, зачем и вспоминать.
Даром рану растравлять!
Беспредельно это горе,
Как простор на синем море.

(Додону.)
Нет! возьми ты жизнь мою
Иль убей тоску-змею:
С нею мыкаться довольно!
Душно! тесно! тяжко! больно!

Царица мечется в разные стороны, Додон бегает следом, пытаясь утешить.

ЦАРЬ ДОДОН.
Полно! что с тобой? Не плачь!
От тоски найдется врач.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (сквозь слезы).
Где сыщу, кто б мог перечить,
Мне во всем противоречить?
(Снова мечется.)
Кто б поставил сердцу грань
Твердо, властно?

ЦАРЬ ДОДОН (торжественно).
Перестань
Плакать, радуйся, девица,
Шемаханская царица.
Ты искала и нашла.
Будет жизнь твоя светла.
Буду я тебе перечить
И во всем противоречить…
Вообще, без дальних слов,
Для тебя на все готов.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (в изумлении).
Мне? перечить?
(Смеется.)Очень рада.
Вот-то счастье! Вот отрада!
(Берет Додона за обе руки, тот безмерно счастлив.)
Ради праздника попляшем,
Позабыв о сане нашем.

ЦАРЬ ДОДОН (испуганно) Право, с детства не плясал.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА. Ну, так будь опять ребенок.

ЦАРЬ ДОДОН
А к тому ж не так я тонок,
Шлем тяжелый у меня,
Чешуйчатая броня…

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Шлем долой, а по височкам
Мы повяжемся платочком.
(Снимает с Додона шлем и повязывает царя платочком.)

ЦАРЬ ДОДОН (слабо сопротивляясь, обиженно).
Что ты, матушка моя!
Не в шуты нанялся я.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (отойдя и любуясь Додоном
на расстоянии).
Как же все тебе пристало!
Не хватает опахала,
Чтоб манить им за собой.
(Дает Додону в руки опахало.)

ЦАРЬ ДОДОН (отмахиваясь). Что придумала? Постой!

Додон стоит, опешив. Царица поправляет ему примятую платком бороду.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Дай я выправлю бородку.
Замолчи! Стань на середку.

Царица выводит Додона на середину. Подушки убирают.

ЦАРЬ ДОДОН (жалобно).
Уведи хоть войско вдаль.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (укоризненно)
Недогадлив ты. Как жаль, .
Что нет разума в Додоне!
А кому ж стучать в ладони
И коленцем поощрять –
Если мы прогоним рать?

ЦАРЬ ДОДОН (угрюмо). На людях плясать не стану.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Значит, быть со мной Полкану.
Эй, Полкан, ко мне, дружок!

Полкан выставляет из-за шатра голову, но подойти не смеет.

ЦАРЬ ДОДОН (ищет примирения).
Не сердися, голубок.
Хоть плясать я не умею,
А себя не пожалею.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Так начнем. Сюда, народ!
Наш Додон плясать пойдет,

Полкан и ратники опасливо приближаются к ковру и становятся вокруг, стараясь не видеть Додона. Рабыни мерно начинают играть плавную пляску,– царица с бубном выступает тихо и воздушно.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (танцуя).
Выплываю я сначала,
Опустивши покрывало,
Томно, скромно. Твой черед,
Выступай, Додон, вперед,
Как индюк, кичливо, боком,
И как будто ненароком
Натолкнися па меня.

Додон пляшет, как приказано, и неуклюже наталкивается на царицу.

Так. Я, бубном зазвеня,
От тебя неслышно, гибко
Ускользаю, словно рыбка.
Ты ж, противный старый рак,
Норовишь поймать.

Додон снова пляшет.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (рассердившись).
Не так.
Вот верблюжьи-то ухватки:
Не держи наружу пятки!
А теперь рукой махни,
Завертись, засемени…
(Пляска становится оживленной.)
Бей ногами до упаду,
А я здесь пока присяду.

Додон, отчаянно махнув рукой, пускается в бешеный пляс. Царица садится в стороне, хохочет без умолку, потешаясь над Додоном. Из шатра выбегают арапчата и кружатся вокруг Додона. Выбившись из сил, Додон падает на ковер. Пляска прекращается, арапчата убегают в шатер.

ЦАРЬ ДОДОН (поднявшись на колени).
Погоди! Нет больше сил.
(Вставая на ноги.)
Если я тебе так мил,
Бью тебе челом па царстве,
На великом государстве:
Все твое, все твое, и сам я твой.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (презрительно).
Что ж там делать нам с тобой?

ЦАРЬ ДОДОН.
Как «что делать?» Сласти кушать,
Отдыхать да сказки слушать…

Кроме птичья молока,
Все найдется для дружка,
Ничего жалеть не стяну!

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Сколько розог дашь Полкану?
Так его я не люблю.

ЦАРЬ ДОДОН (щедро).
Хочешь, голову срублю?

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Я, пожалуй, и согласна.
Мешкать незачем напрасно:
Сборы скоры у меня.
В путь сейчас же!

Из шатра нескончаемой вереницей идут рабыни царицы, неся зеркала, опахала, ларцы с драгоценностями, ковры, кувшины и прочее, и снаряжают царицу. В ратном стане также движение.

ЦАРЬ ДОДОН.
Эй, коня!
Золотую колесницу,
Чтоб везти на ней царицу!

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (становясь рядом с Додоном)/
Я готова. Ха-ха-ха!
Пойте, славьте жениха!

РАБЫНИ ЦАРИЦЫ.
Сестры, кто хромает рядом
С лучезарною красою?
Царь он саном и нарядом,
Раб же телом и душою.
С кем сравним его? С верблюдом
Но изгибам странным стана,
По ужимкам и причудам
Он прямая обезьяна.
Сердце спит для чувств высоких,
Полон дух постыдной ленью;
Меж красавиц яснооких
Он подобен привиденью,

ЦАРЬ ДОДОН (вне себя от радости).
Эй, Полкан труби победу!
Я домой с невестой еду.

Трубы и клики войска. Начинается шествие.

РАТНИКИ. Ура! Ура! Ура! Ура! Ура!

                                                              ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Шумная улица в столице перед лестницей царского дворца, ведущей в думную палату. Прямо над входом красуется на высокой спице Золотой петушок, сам пылая, как солнце, под полуденными лучами. Со всех сторон плотно надвинулись затейливые терема обывателей. Все полно народом: улицы, окна теремов, даже крыши. В пролетах между столбами думной палаты толпятся бояре, боярские жены и дети. День жаркий и пока еще солнечный, но с востока ползет темно-свинцовая туча, и воздух насыщен предчувствием страшной грозы. Время от времени вбегают запыхавшиеся скороходы с вестями, поднимаются по лестнице и исчезают в глубине дворца. Все ждут царского поезда в какой-то неопределенной тревоге.

НАРОД (между собою).
– Страшно, братики!
– Чего? | |
– Сам не знаю.
– Брось его!
Лиха с нами не стрясется:
Видишь, петушок не бьется.
– Знай на солнышке торчит,
Греет спинку да молчит!
– Не проспал бы так беды-то.
Вон с востока как сердито
Туча грозная ползет,
В сизых недрах зло несет.
– Быть дождю над стольным градом!
– Да с грозой!
– Пожалуй, с градом!

На верхней ступеньке лестницы, показывается царская ключница Амелфа, и все бросаются к ней.

ЖЕНЩИНЫ (с поклонами).
– Смилуйся, честная мать,
Расскажи, цела ли рать?
– Ждать нам мира иль невзгоды?
Ведь уж были скороходы…

АМЕЛФА (отрывисто).
Были. Только не про вас.
Убирайтесь! Вот вам сказ.

ГРУППА МУЖЧИН.
Сдобрись! Сердце не па месте.

Многие подбегают к ключнице и стараются поцеловать подол ее платья. Она отбивается.

АМЕЛФА.
Ну, вас!
(Желая отвязаться.)
Вот какие вести:
Четверых, вить, королей,
Бубен, пик, треф и червей,

Покорил царь нашей власти,
У Горыныча из пасти
Царь-девицу как-то спас.
Быть царицей ей у нас.

МУЖЧИНЫ (без особой радости).
То-то праздник!

ГРУППА ЖЕНЩИН.
Ну, а что же,
Где царевичи-надежи?

АМЕЛФА.
Царь их на цепь посадил,
Злою смертию казнил.

Народ (содрогаясь) .
Ох, тяжка рука царева!

Мужчины. Что ж наделали такого?

АМЕЛФА (равнодушно).
Да сошлись не в добрый час.
(С угрозой.) Будет баня и про нас.

Народ (почесывая спину и тупо ухмыляясь).
Ваши мы. Душа и тело.
Коли бьют нас, так за дело.

Слышны звуки труб.

АМЕЛФА.
Едут. Прыгайте козлом
Да вертитесь колесом,
Громче батюшку встречайте,
Только милости не чайте.

Погрозив еще раз пальцем, ключница уходит во дворец. Начинается торжественный ход мимо дворца. Сперва идут и едут царевы ратники с важно надутыми лицами, затем свита Шемаханской царицы, пестрая и причудливая, как позаимствованные с востока сказки. Тут есть и великаны, и пыжики, и люди с одним глазом во лбу, рогатые люди, люди с песьими головами, арапы и арапчата, рабыни, закрытые покрывалами, с ларцами и драгоценною посудою. Любопытный блеск шествия рассеял на время тяжелое ожидание; все развеселились, как дети.

НАРОД (между собою).
– Гляньте, братцы, что за люд!
– Нет каких на свете чуд!
Хоть бы эти: видом дики.
Толстогубы, чорнолики.
– Вот и пыжик! Не один.
– Песьи главы!
– Исполин!
– Где такие уродились?
– Хоть бы ночью не приснились!

Въезжает золотая колесница с царем и царицей. Царь как-то постарел, стал суетлив, потерял величественную осанку и все время умильно глядит в очи надменной царице. Царица своенравно отвернулась а сторону, выдавая иногда свое скрытое нетерпеливое раздражение резкими движениями. Народ зашевелился, запрыгал, завертелся и радостно грянул приветствие.

НАРОД.
Долго жить тебе! Ура!
Всякого нажить добра! Ура! Ура!
Всякого нажить добра! Ура! Ура! Ура!
Верные твои холопы,
Лобызая царски стопы,
Рады мы тебе служить,
Нашей дуростью смешить,
Биться в праздник на кулачках,
Лаять, ползать на карачках,
Чтоб часы твои текли,
Сон приятный навели.
Без тебя бы мы не знали.
Для чего б существовали;
Для тебя мы родились
И семьей обзавелись.

На крыльце одного из домов появляется Звездочёт в той же синей ферязи и высокой сарачинской шапке. Заметив Звездочёта, царица вглядывается в него долго и пристально. Царь уже собирается вылезать, но царица вдруг останавливает его, указывая на Звездочёта.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (с беспокойством).
Это кто там, в шапке белой,
Весь, как лебедь, поседелый?

Толпа расступается перед Звездочётом а замирает в ожидании. Царица следит за его движениями. Отдаленный удар грома.

ЦАРЬ ДОДОН (обрадовавшись старому знакомому).
А, здорово, мой мудрец!
Благодетель и отец!
Что для праздничка нам скажешь?
Подь поближе. Что прикажешь?

Звездочёт пробирается через толпу к колеснице, не спуская глаз с красавицы.

ЗВЕЗДОЧЁТ.
Царь великий, это я!
Разочтемся, как друзья.
Помнишь, ты за одолженье
Клялся в полном восхищенье
Волю первую мою
Мне исполнить, как свою?
Подари же мне девицу,
Шемаханскую царицу.

Все поражены, Додон растерялся, а царица хохочет.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (коварно).
Вот забавный-то старик,
Так и лезет напрямик.

ЦАРЬ ДОДОН (пытаясь образумить Звездочёта).
Что ты?бес в тебя ввернулся?
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову .забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница.
И зачем тебе девица?

ЗВЕЗДОЧЁТ (приосанясь).
Я, признаться, не горяч,
Но теперь хочу, хоть плачь,
Напоследок подбодриться
И попробовать жениться.

ЦАРЬ ДОДОН (едва сдерживая себя).
Полно, знаешь ли, кто я?
Попроси ты у меня
Хоть казну, хоть чин боярский,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть полцарства моего.

ЗВЕЗДОЧЁТ (упрямо).
Не хочу я ничего.
Подари ты мне девицу,
Шемаханскую царицу,

ЦАРЬ ДОДОН (плюнув в ярости).
Тьфу ты, пропасть! Лих же, нет!
Ну, так слушай мой ответ:
Ничего ты не получишь,
Сам себя ты, грешник, мучишь.
Убирайся, цел пока!
Оттащите старика!

Стража тащит Звездочёта прочь.

ЗВЕЗДОЧЁТ (сопротивляясь).Как же так? I

ЦАРЬ ДОДОН (неистово).
Ты снова спорить?
Знай же, как со мною вздорить!

Ударяет его жезлом по лбу; тот упал ничком, да и дух вон. Вся столица содрогнулась. Солнце прячется за тучами, и. гремит гром.)

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Хи-хи-хи! Ха-ха-ха-ха!
Не боюся я греха.

Додон очень взволнован, но все-таки умильно усмехается царице.

ЦАРЬ ДОДОН. Я убил его, пожалуй?

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (жестоко и холодно).
Так и надо, их не балуй!
Нам на то и дан холоп:
Не понравился – и хлоп.

ЦАРЬ ДОДОН (суеверно).
С ним беды лишь не нажить бы
Накануне-то женитьбы?
Кровь на свадьбе не к добру.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА (отрывисто).
Будет драка на пиру.
Вот и все.

ЦАРЬ ДОДОН (успокаиваясь, ласково)
А поцелуем
Мы примету заколдуем.

Додон пытается обнять и поцеловать царицу. Та с гневом и отвращением его отталкивает.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Пропади ты, злой урод,
И дурацкий твой народ.
Как земля еще вас носит
И к ответу не попросит!
Погоди, седой болтун,
Твой уж близок карачун.

ЦАРЬ ДОДОН (жалко улыбаясь).
Шутишь все, моя малютка.

ШЕМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
Нет, теперь плохая шутка.
(Подымаются по лестнице.).

ГОЛОС ПЕТУШКА.
Кирикикуку!
В темя клюну старику!

Петушок с тихим звоном спорхнул со спицы и кружится над головами. Все с ужасом кричат «Кыш! Кыш!» и машут на него руками. Петушок клюет Додона а голову, и царь падает бездыханным. Общее оцепенение. Молния. Страшный раскат грома. На миг наступает полная тьма, в которой слышится тихий смех царицы. Когда сделалось опять светло, нет ни царицы, ни Петушка. Народ в изумлении.

ЖЕНЩИНЫ.
– Где ж царица-то?
– Пропала,
Будто вовсе не бывала.

ГРУППА МУЖЧИН (с надеждой). Охнул царь?

ДРУГАЯ ГРУППА МУЖЧИН (печально). Нет, умер он…

НАРОД. Если это все не сон.

Подавленный тоскою, Народ, наконец, разражается всеобщим надгробным рыданием.

– Умер царь.
– Убит сердечный.
– Царь счастливый!
– Царь беспечный!

(Все вместе.).
Вечно незабвенный царь,
Государям государь!
Он премудрый; руки сложа,
Он народом правил лежа.

МУЖЧИНЫ.
Правда, как был царь в сердцах,
Словно громы в небесах,
Ударял в кого попало;
Всем объявлена опала.

ЖЕНЩИНЫ.
Но лишь туча пробежит,
Томный воздух освежит,
Царь, денница золотая.
Светит всем не разбирая.

ВЕСЬ НАРОД (с тихим отчаянием).
Что даст новая заря?
Как же будем без царя?

Все падают ниц и плачут неутешно.

                                                                                   ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Раздвигая полы занавеса, выглядывает Звездочёт.

ЗВЕЗДОЧЁТ (к зрителям).
Вот чем кончилася сказка.
Но кровавая развязка,
Сколь ни тягостна она,
Волновать вас не должна.
Разве я лишь да царица
Были здесь живые лица,
Остальные – бред, мечта,
Призрак бледный, пустота…

Кланяется и скрывается.

Конец оперы.

Ромео и Джульетта

Балет в трех действиях с прологом и эпилогом

Либретто С. Прокофьева, Л. Лавровского, А. Пиотровского и С. Радлова

Действующие лица

Эскал, герцог Вероны

Парис, молодой дворянин, жених Джульетты.

Капулетти

Жена Капулетти

Джульетта, их дочь

Тибальд, племянник Капулетти

Кормилица Джульетты

Монтекки

Жена Монтекки

Ромео, их сын

Меркуцио и Бенволио, друзья Ромео

Лоренцо, монах

Самсонэ, Грегорио, Пьетро – слуги Капулетти

Абрамио, Балтазар – слуги Монтекки

Паж Париса

Паж Ромео

Подруги Джульетты

Хозяин кабачка

Трубадур

Шут

Юноша в бою

Торговец зеленью

Служанки, горожане.

В середине оркестрового вступления занавес раздвигается, открывая зрителям трехстворчатую картину-триптих: справа – Ромео, слева – Джульетта, в центре – Лоренцо. Это эпиграф к спектаклю.

Верона в ранний утренний час. Город еще дремлет. Не спится одному Ромео. Бесцельно бродит он по пустынным улицам, погруженный в мечты о любви.

Постепенно оживают улицы, появляются ранние прохожие. Лениво потягиваясь, с трудом расставаясь со сном, служанки трактира убирают столы.

Из дома Капулетти выходят слуги Грегорио, Самсонэ и Пьетро. Они любезничают со служанками и затевают танец. С другой стороны площади, из дома Монтекки, выходят Балтазар и Абрамио.

Слуги двух враждующих семейств косятся друг на друга, ища повода для ссоры. Колкие шутки переходят в перебранку, кто-то кого-то толкнул – и завязалась драка. Оружие обнажено. Один из слуг ранен. Бенволио, племянник Монтекки, разнимает дерущихся и велит всем разойтись. Слуги, недовольно ворча, повинуются.

А вот и Тибальд, племянник Капулетти. Искатель приключений и забияка, он только и ждет случая сразиться с ненавистными Монтекки. Случай представился. Начинается бой. На шум выбегают из своих домов Монтекки и Капулетти. Бой разгорается.

Весь город пришел в движение. Раздаются тяжелые удары набата. Появляется герцог Вероны. Движением меча он дает знак сложить оружие. Отныне, объявляет герцог, тот кто с оружием в руках затеет драку, будет предан казни.

Народ, довольный приказом герцога, расходится.

Комната Джульетты. Расшалившаяся Джульетта весело поддразнивает свою кормилицу, швыряет в нее подушками, убегает от нее, а та, неуклюже переваливаясь, старается ее поймать.

Веселую возню нарушает мать Джульетты. Степенно и строго она велит дочери прекратить шалости: ведь Джульетта уже невеста. Ее руки просит такой достойный юноша, как Парис. Джульетта смеется в ответ. Тогда мать торжественно подводит дочь к зеркалу. Джульетта может убедиться сама – она совсем взрослая.

Во дворце Капулетти объявлен бал. Знать Вероны в праздничных одеждах направляется на торжество. В сопровождении певцов и музыкантов идут на бал подруги Джульетты и Парис со своим пажом. Оживленно беседуя и смеясь, пробегает Меркуцио. Он недоволен Ромео, ему непонятна его печаль. И сам Ромео не может разобраться в том, что с ним происходит. Его томят зловещие предчувствия.

Действие переносится в зал дома Капулетти. Торжественно восседая за столами, гости ведут чинную беседу. Начинаются танцы. Гости просят Джульетту потанцевать. Она соглашается. В танце Джульетты раскрываются ее чистота, очарование, поэтичность. Вошедший в зал Ромео не в силах оторвать от нее глаз.

Надев уморительную маску, Меркуцио до слез веселит гостей. Пользуясь тем, что внимание всех захватил Меркуцио, Ромео подходит к Джульетте и взволнованно говорит ей о зародившемся в нем чувстве. Маска случайно падает с лица Ромео. Джульетта поражена красотой и благородством Ромео. В сердце Джульетты тоже зажглась любовь.

Тибальд, невольный свидетель этой сцены, узнал Ромео. Надев маску, Ромео исчезает. Когда гости расходятся, кормилица сообщает Джульетте, что Ромео принадлежит к роду Монтекки. Но ничто уже не может остановить Ромео и Джульетту. В лунную ночь они встречаются в саду.

Джульетта вся во власти впервые вспыхнувшего чувства. Не в силах вынести даже самой краткой разлуки с любимым, Джульетта посылает Ромео письмо, которое должна передать ему кормилица. В поисках Ромео кормилица и сопровождающий ее Пьетро попадают в самую гущу карнавального веселья.

На площади танцуют тарантеллу, поют, резвятся сотни горожан. Под звуки оркестра выступает процессия, несущая статую мадонны.

Какие-то озорники дразнят кормилицу, но она занята одним – ищет Ромео. А вот и он. Письмо вручено. Благоговейно читает Ромео послание Джульетты. Онасогласна стать его женой.

В келью патера Лоренцо приходит Ромео. Он рассказывает Лоренцо о своей любви к Джульетте и просит обвенчать их. Тронутый чистотой и силой чувств Ромео и Джульетты, Лоренцо соглашается. И когда в келью входит Джульетта, Лоренцо благословляет их союз.

А на площадях Вероны шумит и сверкает карнавал. Среди веселящихся веронцев друзья Ромео – Меркуцио и Бенволио. Увидев Меркуцио, Тибальд затевает ссору и вызывает его на поединок. Подоспевший в это время Ромео пытается унять ссорящихся, но Тибальд насмехается над Ромео, называя его трусом. И когда Ромео отводит шпагу Меркуцио, чтобы предотвратить кровопролитие, Тибальд наносит Меркуцио смертельный удар. Превозмогая боль, Меркуцио пытается шутить; он танцует, но движения его слабеют, и он падает мертвым.

Не помня себя от горя, мстя за любимого друга, Ромео вступает в бой с Тибальдом и убивает его.

Из дома Капулетти выбегает мать Джульетты. Она призывает к мести. Бенволио уводит Ромео, который должен немедленно скрыться.

Ночью Ромео тайком пробирается в комнату Джульетты, чтобы увидеться с любимой перед разлукой… Близится рассвет. Долго прощаются влюбленные. Наконец Ромео уходит.

Утро. Входит кормилица, а вслед за ней – родители Джульетты. Они сообщают, что день ее свадьбы с Парисом назначен. Джульетта умоляет мать и отца пощадить ее, не принуждать к ненавистному ей союзу с нелюбимым. Воля родителей непреклонна. Отец поднимает руку на Джульетту. Она в отчаянии прибегает к Лоренцо. Он дает Джульетте снадобье, выпив которое, она погрузится в глубокий сон, похожий на смерть. Один только Ромео будет знать правду. Он вернется за ней и увезет тайком из открытого склепа. Джульетта с радостью принимает план Лоренцо.

Вернувшись домой и притворившись покорной, она дает согласие на брак с Парисом. Оставшись одна, Джульетта выпивает снадобье. Когда утром приходят подруги, чтобы нарядить ее к венцу, они находят невесту мертвой. Весть о смерти Джульетты доходит до Мантуи, куда бежал Ромео. Охваченный горем, он спешит в Верону.

Движется траурный кортеж. В открытом гробу покоится Джульетта. Гроб устанавливают в фамильную усыпальницу. Все уходят.

Ночь. На кладбище вбегает Ромео. Он припадает к гробнице, прощается с Джульеттой и выпивает яд.

Джульетта просыпается. Не сразу к ней возвращаются сознание и память. Но увидев себя на кладбище, она вспоминает всё. Взгляд ее падает на Ромео. Она бросается к нему. Прощаясь с ним, прощаясь с жизнью, Джульетта закалывается кинжалом Ромео.

К могиле подходят старики Монтекки и Капулетти. В ужасе взирают они на мертвых детей. Потом протягивают друг другу руки и клянутся во имя жизни, в память двух прекрасных существ навеки прекратить вражду.

Золушка

Балет в трёх действиях

Либретто Н. Волкова

Действующие лица

Золушка

Отец Золушки

Мачеха Золушки

Кривляка и Злюка, сёстры

Принц

Фея-бабушка

Весна, Лето, Осень, Зима – феи времён года

Феи-фрейлины

Танцмейстер

Кавалеры, сверстники Принца, иноземные принцессы, церемониймейстеры, портнихи, парикмахеры, карлики, птички, кузнечики, снежинки, арапчата, эфиопы, музыканты, артисты оркестра.

Комната в богатом доме отца Золушки. Вечереет. Две девушки вышивают шелковый шарф. Это – Кривляка и Злюка, сводные сестры Золушки. Невзлюбила мачеха Золушку и заставляет ее одну всю черную работу по дому делать. Вот и теперь болтают за вышиванием Кривляка и Злюка, около них сидит и любуется ими мачеха, а Золушка, как всегда, одиноко сидит поодаль, у камелька.

Но недолго продолжается вышивание – между сестрами возникает ссора из-за шарфа. Чтобы прекратить ее, мачеха разрезает шарф пополам. Сестры, танцуя, дразнят молчаливую Золушку. Мачеха восхищена танцами дочерей. Грустно следит за всем этим бесхарактерный отец Золушки, но разве может он помочь своей любимой обездоленной дочери?

За окном гаснет закат. Все уходят. Золушка остается одна. Она принимается за обычную работу – уборку комнаты. Вот лежит оброненный сестрами шарф. Золушка поднимает его, примеряет – так хочется принарядиться! – и весело кружится с ним. Увидев себя в зеркале, Золушка останавливается. Если бы она так же, как сестры, могла носить нарядные платья… Но кто сошьет их для нее? Вспомнила Золушка свою мать. Трепетно отдернув занавеску, прикрывающую портрет покойной, и затянув тафтой портрет мачехи, Золушка с грустью вглядывается в любимое лицо.

Робко входит отец. Он испуган, увидев закрытый портрет сварливой жены. Золушка прижимается к отцу; ей так не хватает ласки! Но только отец хочет приласкать дочь, как в дверях появляются Кривляка и Злюка, а вслед за ними и мачеха. Гнев ее уже готов обрушиться на головы мужа и падчерицы, как вдруг в комнату незаметно входит старушка. Она просит подаяния. Мачеха и сестры отворачиваются от нее, и лишь Золушка протягивает нищенке кусок хлеба. Поблагодарив добрую девушку, старушка исчезает так же незаметно, как появилась.

Распахиваются двери, и в комнату влетают модистки, портнихи, парикмахеры. Вся семья приглашена во дворец на бал к принцу. Пора одеваться! Танцмейстер со скрипкой требует повторения разученного танца и поклонов. Наконец все в порядке. Надеты роскошные платья, сделаны великолепные прически – можно ехать.

Дом опустел. Золушка остается одна со своими грустными мыслями. Она погружается в мир грез, мечтая о бале во дворце. Неизвестно откуда появляется фея-бабушка. Она берется исполнить желание Золушки побывать на балу.

Грустно взглянула Золушка на свое старое платье и стоптанные башмачки и вдруг – перед ней пара чудесных блестящих туфелек.

Комната озаряется волшебным светом. По приказанию старушки являются феи времен года, чтобы одеть Золушку на бал. Фея Весна принесла ей нежно-розовую ткань, фея Лето – гирлянды душистых роз, фея Осень – золотистый плащ, фея Зима – бриллианты снежинок. Появляются и феи-фрейлины, помогающие Золушке нарядиться в чудесные одежды. Фея-бабушка подводит Золушку к старинным часам и говорит, что ровно в полночь из них появятся карлики, которые предупредят ее о сроке возвращения домой. Точно в полночь она должна покинуть бал, иначе снова превратится в замарашку.

Словно растаяла стена дома Золушки: вдалеке засветились окна дворца, в котором принц дает бал. Раззолоченная карета ждет Золушку. Радостная садится в нее девушка и едет во дворец.

Пышный бал во дворце. В чинном придворном танце важно выступают гости. Среди них – отец и мачеха Золушки, Кривляка и Злюка. Самого принца еще нет. Церемониймейстеры в волнении ждут его прихода. И вот, наконец, он сам. Он весел, его загорелое лицо оживлено, кудри рассыпались по плечам. Быстро взбегает принц по ступенькам трона и предлагает начать танцы.

В этот момент появляется Золушка. Она так хороша, что все взоры устремляются к ней. Танцы прерываются. Очарованный принц не может отвести от нее глаз. Но и сам он своей красотой, мужественностью пленяет сердце девушки.

Золушка чувствует себя во дворце легко и свободно. Она подходит к сестрам, которые не узнают замарашки в ее великолепном наряде.

Среди веселья и танцев счастливая Золушка совсем забывает о времени. Но вдруг появляются карлики. «Пора, Золушка!» – напоминают ей старинные часы. «Пора!» – неумолимо стучит маятник, и Золушка стремглав бежит из дворца.

Бьет полночь. По белой широкой лестнице бежит Золушка, покидая дворец. В спешке она теряет туфельку. Поднять ее некогда. Как вихрь мчится за Золушкой принц.

Где прекрасная незнакомка? Найти ее, найти во что бы то ни стало! Внезапно лунный луч падает прямо на туфельку. Принц поднимает ее и радостно прижимает к сердцу: по этой туфельке ему удастся, быть может, найти ту, которую он полюбил с первого взгляда.

Принц лишился покоя и требует найти владелицу туфельки. К нему призвали всех лучших сапожников. Он приказывает найти мастера, который изготовил туфельку, но никто не может сказать принцу, кем она сшита. Принц решает сам отправиться на поиски незнакомки.

По всему миру странствует принц. Он встречает немало красавиц. Но ни в одной из них он не может найти даже отдаленного сходства с девушкой, которая овладела его сердцем. Разочарованный и грустный, возвращается принц в родной город.

Комната Золушки. Она спит, прижимая к груди оставшуюся у нее туфельку. Солнечный луч, пробравшийся в окно, будит девушку. Взглянув на туфельку, она сразу вспоминает чудесные события памятного вечера, и снова встает перед ней и бал, и золотая карета, и фея-бабушка, и прекрасный принц.

По улице бежит толпа. Все в смятении. Это приближается принц. Он все еще ищет девушку, потерявшую на придворном балу башмачок. Вот и сам принц, измученный долгими и безуспешными поисками, но по-прежнему решительный и неутомимый. Нет ли беглянки здесь? Сестры и мачеха льстиво кланяются принцу, они пытаются примерить поданную им туфельку, но напрасно: она слишком мала и ни одной из них не приходится впору. Взор принца случайно падает на Золушку, скромно стоящую у камелька. Неожиданно из-за корсажа Золушки падает башмачок – точно такой, какой нашел принц в дворцовом саду. Мачеха и сестры от неожиданности и изумления не в состоянии вымолвить ни слова.

Соловьиная ночь. Золушка и принц нашли друг друга. Среди благоуханья цветов идут они к большому, светлому и радостному счастью взаимной любви.

Эсмеральда

Балет в пяти картинах

Либретто Ж. Перро

Действующие лица

Эсмеральда

Флер де Лис, невеста Феба

Алоиза Гонделорье, мать Флер де Лис

Подруги Флер де Лис: Диана, Беранжэ

Феб де Шатопер

Клод Фролло

Пьер Гренгуар, поэт

Квазимодо, звонарь собора Парижской Богоматери

Клопен Трульфу

Бродяги.

Действие происходит в Париже.

Картина первая. Двор Чудес. Перед заходом солнца.

Когда занавес поднимается, сцена заполнена бродягами и нищими. Глава их, Клопен, восседает на бочке и повелевает этой буйной и непослушной братией. Среди безудержного веселья в толпу врывается поэт Пьер Гренгуар, преследуемый кучкой бродяг, и падает к ногам Клопена. Спозаранку озабоченный поисками добычи, Клопен велит ему подняться, но несчастный поэт лишь боязливо озирается и еще ниже припадает к земле, поняв, что попал на страшный Двор Чудес. Безжалостные бродяги набрасываются на него, намереваясь обобрать. Однако у Пьера ничего нет, кроме драгоценной для него поэмы, которая для бродяг ценности не представляет. Раздосадованный неудачей, Клопен велит его повесить.

Тщетно горемычный бард молит о пощаде. Его ужас вызывает лишь смех, но тут король бродяг вспоминает о законе, согласно которому любая женщина может избавить осужденного от казни, если согласится выйти за него замуж Он кличет женскую часть своих подданных; они разглядывают поэта и в один голос от него отказываются. Обезумев от страха, Гренгуар бросается к ногам «придворных» дам Клопена, но все напрасно. В это мгновение приглушенные возгласы возвещают появление Эсмеральды. Ее красота утихомиривает возбужденную толпу бродяг. Легкими прыжками пробираясь сквозь толпу, она вскоре достигает Гренгуара и сразу понимает причину его отчаяния. Жалостливое сердце ее тронуто, и она соглашается вступить с ним в брак. Глубокое отчаяние поэта сменяется его неуемным восторгом. Выносят глиняный горшок, который Эсмеральда подносит Гренгуару, предлагая бросить его на землю. Он так и делает, и горшок разлетается на черепки. Клопен благословляет юную цыганку и ее супруга; она принимает участие в играх и плясках, которыми бродяги отмечают состоявшуюся свадьбу.

Звучит сигнал тушить огни. Вечерний звон кладет предел всеобщему веселью, и толпа мгновенно рассеивается. Во время последней пляски за Эсмеральдой наблюдает Клод Фролло. Всякий раз, как цыганка встречалась с ним глазами, она, ежась, старалась спрятаться от него. Клод подзывает Клопена Трульфу и говорит ему, что страстно влюблен в юную плясунью и непременно должен овладеть ею, в ту же ночь! Клопен не возражает и говорит Фролло, что Эсмеральда еще должна пройти через Двор Чудес. Фролло подзывает Квазимодо, и они прячутся неподалеку от веселящейся толпы. Но вот раздаются легкие шаги – это проходит Эсмеральда. Клод набрасывается на свою жертву. В то время как несчастная отбивается от Клода и Квазимодо, раздается марш ночного дозора. Появляется Феб во главе отряда. Фролло удается скрыться, но лучники хватают Квазимодо. Отделившись от лучников, юная цыганка подходит к Фебу и смотрит на него с любопытством и восхищением. Пораженный красотой девушки, офицер расспрашивает ее и узнает, что она одна на белом свете и никогда не знала нежных забот матери.

Рассказывая о себе, Эсмеральда играет шарфом, который Феб носит через плечо. Феб дарит его цыганке; в это мгновение взор ее падает на несчастного Квазимодо, который после отчаянной борьбы оказался во власти лучников. Она заступается за него и, видя, что он тяжело дышит и вот-вот лишится чувств, снимает с пояса фляжку и дает ему пить. Феб по ее просьбе приказывает лучникам отпустить горбуна, который медленно уходит, не спуская глаз со своей благодетельницы.

Теперь офицер намекает Эсмеральде, что в награду за исполнение ее желания хочет получить поцелуй. Она отступает от него и хочет вернуть шарф. Феб отказывается от шарфа и преследует девушку. Она ускользает из его объятий и скрывается. Разочарованный воин снова становится во главе своего отряда. Все радости его прежней жизни меркнут при волнующем воспоминании о чудесном видении, которым он любовался лишь мгновенье назад.

Картина вторая. Брачная ночь. Сводчатая каморка с небольшим ложем, столом и стулом.

Входит Эсмеральда, грустная и задумчивая. Она смотрит на шарф, подаренный ей молодым офицером, садится за стол и, взяв буквы из слоновой кости, складывает из них имя «Феб», на которое смотрит с любовью. В момент, когда девушка погружена в сладостные мечты, в комнату входит Гренгуар. Поэт смотрит на нее с восхищением, воображая, что причиной задумчивости Эсмеральды является любовь к нему. Он подходит к ней с выражением робкого торжества и обнимает прекрасную цыганку за талию. Она отшатывается от него. Гренгуар гонится за девушкой, но когда уже почти настигает ее, видит перед собой блестящий клинок кинжала. Теперь уж он вынужден отпрянуть. Но страх мгновенно рассеивается, когда Эсмеральда объясняет Гренгуару, что выйти за него замуж ее заставила только жалость. Он, конечно, может стать ее спутником и, если захочет, плясать с ней на улицах, но на большее рассчитывать не должен. Гренгуар соглашается, и они разучивают танец. Но, несмотря на удовольствие, которое испытывает поэт, следя за движениями девушки, красиво и грациозно проносящейся в пляске, тревоги и волнения этого дня заставляют его жаждать отдыха. Эсмеральда отводит Гренгуара в соседнюю комнату; он удаляется с видом разочарованным и грустным.

Оставшись одна, Эсмеральда бросается на кровать. Не успела она лечь, как в комнату проникает Фролло. Квазимодо замирает у порога. Девушка вскакивает, чтобы позвать Гренгуара. Фролло бросается на колени и умоляет ее внять его страсти. Она велит ему удалиться и, показав ему на имя Феба, заявляет, что любит офицера. В ревнивом бешенстве Фролло бросается к девушке, которая съеживается у его ног и умоляет пощадить ее. Квазимодо не приходит к ней на помощь, хотя благодарность и требовала бы, чтобы он это сделал. Но, воспользовавшись тем, что Фролло оборачивается к двери, чтобы проверить, надежно ли она заперта, Эсмеральда исчезает через потайной ход. Фролло устремляется за ней, и в этот момент дверь из комнаты Пьера с треском распахивается. Клод грозит поразить Пьера, если тот осмелится приблизиться. Квазимодо отводит руку хозяина и клянется отомстить Фебу.

Картина третья. Флер де Лис.

Сад в замке Гонделорье. Идут приготовления к венчанию Флер де Лис и Феба.

Входят прекрасная Флер де Лис и сопровождающие ее подруги. Две из них держат корзины с цветами. На лице невесты – нескрываемая радость. Вместе с подругами она плетет праздничные гирлянды. Входит ее мать Алоиза Гонделорье, и девушки почтительно приветствуют ее. Флер де Лис подбегает к матери и показывает ей, что она сделала для праздника.

Вскоре появляется Феб де Шатопер, он кланяется гocпоже Алоизе и с безразличным видом целует руку невесты. Флер де Лис замечает, что на нем нет больше шарфа, который она для него вышила. Прибывают гости, приглашенные на свадьбу, и начинается праздник.

На свадебный праздник Флер де Лис приходит танцевать Эсмеральда. За ней следует Гренгуар, держащий гитару и тамбурин своей спутницы. Флер де Лис, пораженная странным костюмом и дикой красотой юной цыганки, подходит к ней и вступает в разговор. Эсмеральда сообщает, что может предсказывать будущее. Флер де Лис задает ей вопросы, и Эсмеральда сулит счастье новобрачной. Обрадованная гаданьем, невеста дарит ей кольцо и просит потанцевать. В тот момент, когда юная цыганка готова пуститься в пляс, она встречается глазами с взволнованным Фебом. Напрасно старается он противиться ее нежному взгляду. Феб подходит к Эсмеральде. Она не отнимает руки, которую тот страстно сжимает. Завороженный ее красотой, он забывает о невесте и заклинает Эсмеральду танцевать с ним. Любовь заставляет ее пренебречь осторожностью, радость видеть любимого одерживает верх надо всем.

Удивленная поведением жениха, Флер де Лис обращается к нему с упреком. Смущенный Феб холодно заверяет невесту, что любит ее. Эсмеральда начинает танцевать с Гренгуаром, но, чтобы показать Фебу, что продолжает его любить, показывает тому подаренный им шарф. Флер де Лис вырывает шарф из рук цыганки и, осыпая неверного возлюбленного упреками, лишается чувств. Несчастную Флер де Лис уносят. Гренгуар защищает Эсмеральду от ярости гостей; за ними уходит и Феб.

Картина четвертая. Любовь и ревность.

Помещение в таверне с окном, выходящим на реку. Ночь.

Входит Клопен с факелом в руке, за ним следует Фролло. Клопен показывает Клоду, где спрятаться, и уходит. Фролло извлекает из-за пазухи кинжал Эсмеральды, но, услышав шаги на лестнице, прячется. Появляются Феб и Эсмеральда. Девушка замирает на пороге; офицер говорит ей о своей любви. Эсмеральда спрашивает, что это за любовь, которая может одновременно быть обращена на двух, и в приступе ревности бросает кольцо, подаренное ей Флер де Лис. Феб продолжает заверенья в любви. Эсмеральда срывает пушинку с плюмажа офицера и, дунув на нее, говорит, что таковы его любовь и клятвы. Однако невинное кокетство этого дитя природы готово поколебаться: преклонив перед Фебом колени, Эсмеральда смотрит на него со страстным восхищением и нежно кладет голову на руку Феба. Этого зрелища уже не в состоянии вынести ревнивый Клод Фролло; с кинжалом в руке он бросается на влюбленных, но в первый момент не решается осуществить свой преступный замысел. Когда же Феб увлекает цыганку в соседнюю комнату, он следует за ними. Слышны удар и стон, затем звук падающего тела. Фролло выбегает из комнаты и, открыв окно, исчезает. За ним устремляется Эсмеральда, которая падает затем от ужаса без чувств. В таверне появляется толпа незнакомцев. Клопен входит в комнату. Он возвращается, сообщая: было совершено убийство, в нем виновна Эсмеральда. Девушку хватают и уволакивают вон, несмотря на ее протесты и слезы.

Картина пятая. Праздник шутов.

Берега Сены; справа – тюрьма; в отдалении – башни собора Парижской Богоматери.

Эсмеральду отводит в тюрьму отряд лучников, во главе которого идет Клод Фролло. За ними следует толпа. Вскоре появляется Пьер Гренгуар. Он останавливается перед одной из решеток тюрьмы и замирает от ужаса, слыша приговор, вынесенный девушке. Он обращается с призывом к народу, который готов взбунтоваться; в это время появляется процессия короля шутов. На плечах бродяги несут Квазимодо. Толпа смешивается с пирующими, и их проявившиеся было гнев и жалость поглощает безудержное ликование толпы. Вошедший Фролло срывает с Квазимодо его царственные одежды. Ворота тюрьмы отворяются, появляются стражи, ведущие Эсмеральду на казнь. Шествие останавливается, чтобы та могла попрощаться с Гренгуаром. Она просит Пьера, чтобы шарф Феба похоронили вместе с ней. Фролло подходит к несчастной девушке и обещает ей жизнь, если только она отдаст ему свое сердце. В душевной муке она отворачивается и призывает кару на его голову. Фролло приказывает вести Эсмеральду дальше. В толпе появляется Феб, рана которого оказалась несмертельной. При виде его Эсмеральда лишается чувств. Бросившись перед ней на колени, молодой воин объявляет ее невиновной и указывает на Фролло как на убийцу. Эсмеральда видит Феба у своих ног, предлагающего ей руку и сердце. Радость озаряет ее лицо. При виде радости влюбленных Фролло доходит до безумия. Он бросается на Эсмеральду с намерением заколоть ее; Квазимодо вырывает кинжал из руки Фролло и вонзает в его грудь. Балет заканчивается всеобщим ликованием по случаю освобождения Эсмеральды.